Вихрям враждебным назло!

Зураб Налбандян

Если бы скромному чиновнику кутаисского лесного ведомства Александру Аввакумовичу Вермишеву в конце прошлого века сказали, что его сын Саша станет революционером, всю свою жизнь посвятит делу народа и будет с оружием в руках сражаться за него, он бы, вероятно, не удивился. Он бы обязательно вспомнил, что в потайном ящике его собственного стола хранится нелегальная литература, что сам он в годы учебы в Петербургском лесном институте не раз выступал на сходках и тайных собраниях.
Когда юный Александр Вермишев в 1902 году после окончания Бакинской гимназии приехал в Петербург, чтобы поступить в университет, он знал наизусть и все революционные песни и стихи первых рабочих поэтов, преклонялся перед творчеством Некрасова… Отец научил его заглядывать в бедные рабочие кварталы, воспитал в нем любовь к трудовому люду.
Днем Александр слушал лекции на юридическом факультете, а по вечерам частенько бывал на рабочих окраинах. В один из таких вечеров он познакомился с путиловским рабочим Дмитрием Никифоровым. Вскоре он принимает участие в сходках и маевках путиловцев, выступает сам, гневно обличая царизм. Так началась его революционная деятельность.
А потом… Потом тюрьмы, ссылки, подпольная работа, снова тюрьмы…
1903 год. Александр Вермишев вступает в РСДРП(б), Партийный билет № 2037. В декабре временно исключается из Санкт-Петербургского университета за участие в студенческих беспорядках.
1904 год. За революционную деятельность выслан в Тифлис. Вскоре нелегально возвращается в Петербург и работает агитатором Выборгского района.
1905 год. Участвует 9 января в возведении баррикад на Васильевском острове. 1 августа арестован. Через три месяца освобожден. 14 декабря вновь арестован, обвинен в подготовке вооруженного восстания и заключен в политическую тюрьму «Кресты».
1906 год. Освобожден из «Крестов» и выслан на Кавказ. Тайно возвращается в Петербург, организует доставку нелегальной литературы из Финляндии.
1908 год. Вновь арестован, заключен в «Кресты», затем переведен в Шлиссельбургскую крепость.
Что это, типичная биография революционера, каких были тысячи? Она была бы «типичной», если бы Александр Вермишев не «приравнял к штыку перо», если бы не та многогранная литературная деятельность, которую молодой большевик, как, впрочем, и всю свою жизнь, посвятил борьбе.
Из письма к отцу 15 августа 1905 года:
«Эх, жил я себе и в круговороте дня не замечал оторванности от дома. Теперь в уединении это расстояние, разделяющее нас, плюс замкнутая дверь далеко не о веселом заставляют думать. Тогда я сажусь и начинаю писать в мою зашнурованную, с печатью, тетрадь, на которой стоит надпись: «Камера 525, политический следственный такой-то». Первый раз я в таком необыкновенном положении. Ради бога, прими эту весть хладнокровно, не волнуясь и не горячась…»
А в голове рождались стихи:
Тошно и тоскливо
В камере моей.
Выступает сырость
Изо всех щелей.
Холодом знобящим
Веет от окна.
И сижу уныло
В темноте без сна.
Но долго «сидеть уныло» Вермишев не мог. События 1905 года мучили его, не выходило из головы
жуткое Кровавое воскресенье.
…Из приговора Санкт-Петербургской судебной палаты:
«Вермишев А. А. признается виновным в том, что в начале февраля 1908 года в городе Санкт-Петербурге отпечатал и разослал в книжные магазины и частным лицам в разные города составленную им брошюру «За правдой», драматический этюд в 6 картинах, в которой в форме драматического произведения описал приготовления петербургских рабочих к событиям 9 января 1905 года вложил в уста некоторых действующих лиц… суждения, призывающие, заведомо для него, Вермишева, возбуждающие к бунтовщическим деяниям».
И снова тюрьма. Шлиссельбургская крепость. Снова тишина одиночной камеры.
Вновь над стеною крепостной
Нависла непроглядной тьмой
Глухая ночь…
Застыл на башне часовой.
Как будто с ним в едино слит
Стены агатовой гранит.
Руками впившись в клеть окна,
Ночь напролет стою без сна,
Упрямо вглядываясь в тьму…
Тоска томит, тоска гнетет,
И сердце обновленья ждет,
А за гранитною стеной
Застыл, как камень, часовой.
Не знает он, дитя народа.
Что в тесной камере моей,
Что здесь, в тоске моих цепей,
Закована его свобода.
Да, в холодных казематах Шлиссельбургской крепости, за толстыми стенами из «агатового гранита», родилось не одно литературное произведение! Сильно, точно и лаконично написано стихотворение «Глухая ночь». В этих строчках сконцентрирована вся ненависть поэта к царизму. Но еще сильнее этой ненависти мучает его трагедия: «дитя народа» сторожит борца за народные права! Это противоречие терзало его душу.
В тюрьме он много работал над стихами. Перед самым заключением он писал отцу: «По странной иронии я, сидя в неволе, гораздо бодрее себя чувствую, чем на воле. А особенно в наше время, когда идет кругом такая гадость, что хочется зарыться в подушки и ничего не видеть, не слышать… В тюрьме приведу свои мысли в порядок, впечатлениям от детства до последнего дня придам законченную форму, многое обдумаю, взвешу, прибавлю и вычту, а итоги послужат мне базой поведения на будущее время».
Здесь, в тюрьме, Вермишев задумал и начал большую пьесу в стихах. На титульной странице стояла надпись: «Посвящается пролетариям всех стран и их верному вождю В. И. Ленину».
Литературная деятельность Вермишева неотделима от его борьбы. Абсолютно все, что вышло из-под его пера, было призвано пропагандировать идеи партии коммунистов. Каждую строчку творчества Вермишева следует рассматривать в связи с грозовым революционным временем, с мучившими общество проблемами, с горем и лишениями трудового народа. Вермишев не стремился к славе писателя. Его хлесткие публицистические стихи были так же остры и актуальны, как речи лучших большевистских литераторов. Отсюда простота, лаконичность, быть может, некоторая риторичность литературного стиля.
В начале 10-х годов Вермишев оказался в Баку.
Здесь он сотрудничает в газетах, пишет статьи, фельетоны. Тесная дружба связывает его с большевиками С. Шаумяном, А. Азизбековым, С. Спандаряном. Несколько раз по просьбе партийного центра Вермишев выступает в газетах в поддержку наиболее прогрессивных явлений в общественной жизни и в литературе. Присяжный поверенный А. Вермишев (в 1909 году он экстерном сдал экзамены в Юрьевском университете и получил диплом юриста) ни на минуту не оставляет партийной работы. И снова борются и негодуют его честные, партийные стихи.
В КУЗНИЦЕ
Пойте, пойте, молоточки,
От зари до ночки…
Рассыпайтесь, разгорайтесь,
Алые цветочки.
В горне золото играет,
Где-то мех вздыхает…
Пламя вьется, песня льется,
Молот подпевает.
Скоро ль, лютые оковы,
Будете готовы?
Грудь согнется-надорвется
От такой обновы.
И когда я сам в неволе
Задохнусь от боли,
Клепки выну, цепи скину —
Не кузнец я, что ли?
Долго надо было упрашивать редакторов, чтобы в мрачном 1910 году «пробить» в газете такие стихи!
Вскоре Вермишев вновь возвращается в Петербург.
Еще бы, ведь в это время начинает издаваться ленинская «Правда», появляется большевистский легальный журнал «Просвещение». Вермишев занимается адвокатской практикой и активно сотрудничает в партийной печати. В 1913 году в «Правде» была опубликована его басня «Равноправие». Это была острая сатира. Поэт высмеивал дебаты в Государственной думе по вопросу о предоставлении женщинам прав, одинаковых с мужчинами.
Можно ли удивляться тому, что в дни Октябрьской революции А. Вермишев оказался в самой гуще событий! Он был в числе тех ставших для нас легендами людей, кто октябрьской ночью штурмовал Зимний дворец. Он видел сизый дымок над пушкой «Авроры». С винтовкой в руках он шел па юнкеров, а через несколько часов из-под пера Александра Вермишева вышли первые стихи, посвященные победе рабочего класса. Вот одно из них:

Вздохнули пушки на Неве,
Ударил гром, и крик «Ура!»
Раздался в грозной тишине.
И то, что было лишь вчера,
Навеки кануло во мгле.
И светлый луч, сверкнувший над Невою,
Вдруг заискрился новою зарею.
(25 октября 1917 года.)
С первых дней новой эры русской истории Вермишев на ответственной партийной работе. И снова его лира служит народу. В простых и искренних стихах выражает он свое восхищение завоеваниями революции. С особой любовью и преданностью относился Вермишев к вождю первого пролетарского государства. В его бумагах сохранилось немало стихов о Ленине. Теперь Вермишев боролся за нового человека, за новые, социалистические взаимоотношения между людьми.
Интриги, кляузы, раздоры.
Пустые бредни, наговоры.
Ехидство, сплетни, суета,
Высокомерье, клевета,
Зазнайство, дрязги, зависть, склоки,
Распутство, скверные пороки.
Жестокость, алчность — вот они,
Твои заклятые враги.
Стихи Вермишева — это документы, по которым и мы и наши потомки будут изучать историю. Стихиплакаты, стихи-призывы, стихи-борцы.
…Положение революционного Петрограда было сложным. Белогвардейские банды Юденича грозили задушить колыбель революции. И Вермишев ушел на фронт. Он был назначен комиссаром бригады красных курсантов. Но долго воевать ему не пришлось. В бою под Гатчиной комиссар был ранен и отправлен в тыл.
Врачи опасались за его жизнь. Сказалась и слабость здоровья. Да и какое могло быть здоровье у человека, всю жизнь испытывавшего нужду, у подпольщика, никогда не думавшего о своем физическом состоянии! И все-таки его спасли.
Что за характеры были у этих людей! Как часто мы читаем в их биографиях: «Врачи запретили работать, но он работал». Они работали, превозмогая болезнь, не обращая внимания на недомогание и слабость.
Вермишев вернулся с фронта и стал работать в отделе транспорта Петрокоммуны. А по вечерам сгибался над столом, писал новую пьесу, стихи. Позднее, посылая свою пьесу Ленину, он писал в сопроводительном письме: «В дни, когда наши коммунальные театры сидят без пьес по злободневным вопросам, по той причине, что «присяжные» писатели земли русской, очевидно, все еще продолжают дуться на Октябрьскую революцию, будучи оскорблены в лучших своих чувствах «свободных» жрецов литературы, или не решаются скомпрометировать свои высокие имена, выжидая окончательного исхода всемирной борьбы классов, а может, просто вследствие понятного отсутствия вдохновения… нам, рядовым партийно-советским работникам, неизвестным и малоопытным в литературе, очевидно, приходится и в этой области нашего строительства проявить свои силы и энергию. Подумать только, чем только не должен быть теперь коммунист, чтобы можно было успеть справиться с грудами задач, поставленных перед пролетариатом историей, в попытках утолить голод, существующий в достаточном количестве во многих областях бытия нашего».
Эти слова многое объясняют в поведении Вермишева. Победившая революция удесятерила его силы, дала новый толчок его творческой энергии.
Любопытная деталь: много лет занимаясь литературной работой, сотрудничая в газетах и журналах, будучи автором десятка пьес и сотен стихотворений, Вермишев именует себя «рядовым партийно-советским работником, неизвестным и малоопытным в литературе».
Но перо Вермишева было уже достаточно закаленным и острым. Об этом свидетельствуют многочисленные сатирические стихи, в которых поэт бичевал врагов Советской власти. Еще в 1917 году рабочие аудитории, перед которыми выступал большевистский агитатор Вермишев, не раз взрывались смехом, когда он читал свои хлесткие эпиграммы.
У царя российского
Пасть слона нубийского,
Глаз орла-стервятника,
Зуб волка-ягнятника,
Поступь с виду бравая,
А дела кровавые.
В 1919 году Александр Вермишев снова на фронте.
Его назначили уполномоченным ЦК РКП(б) при Донском комитете партии. Друзья сочли, что необходимо использовать и литературное дарование Вермишева. И вот он уезжает на фронт, в XIII армию, с удостоверением собственного корреспондента РОСТА.
Времена были сложные, транспорт работал скверно, и пока Вермишев добирался до места назначения, Ростов-на-Дону был взят белыми. Недолго думая, Вермишев поступил рядовым красноармейцем в полк. Затем его назначили комиссаром 42-го пехотного запасного батальона XIII армии.
Комиссар, корреспондент РОСТА, поэт, драматург — каждая минута жизни Александра Вермишева была посвящена борьбе за Советскую власть.
В то время все окопы фронта обошла газета, где было напечатано стихотворение Вермишева «Присяга красноармейца».
…Тебе, народ, твоей державной воле
Народных дум исполненный совет.
Отдать себя борьбе с людской неволей
Даю торжественный великий мой обет.
В это же время поэт создает цикл агитплакатов РОСТА, который назывался «Портреты врагов». Некоторые из них Вермишев сопровождал собственными рисунками. Вот белогвардейский генерал Мамонтов:
Мучитель, душегуб, громила…
Он в злобе яростен и дик.
Торчит окровавленный клык.
Из пасти смрадной неотменно
Клокочет бешеная пена.
Висит изгрызенный язык —
Таков он, Мамонтова лик.
Этот агитплакат стоил жизни комиссару Вермишеву. 31 августа 1919 года в Елец, где в то время Вермишев репетировал с красноармейцами свою пьесу «Красная правда», влетела конница Мамонтова. Красный гарнизон был разбит, раненый комиссар Вермишев взят в плен. Его долго мучили, требовали отречься от своих убеждений, пойти служить к белым, и, в конце концов ничего не добившись, по личному распоряжению Мамонтова, Вермишева расстреляли.
Коммунист Вермишев не дожил до полной победы над белогвардейцами, не увидел первую постановку своей пьесы…
Владимир Ильич Ленин, прочитав в «Еженедельнике «Правды» некролог об Александре Вермишеве, сделал на журнале надпись: «В особую папку и переплести…»

Журнал «Юность» № 1 1974 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Share and Enjoy:
  • Print
  • Digg
  • StumbleUpon
  • del.icio.us
  • Facebook
  • Yahoo! Buzz
  • Twitter
  • Google Bookmarks
Запись опубликована в рубрике Литература. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *