Егоркины хлопоты — продолжение

5
Когда Егорка говорил: «Я умею окучивать картошку»,— он малость приврал. И эта «малость» его сильно подвела.
Картошку он окучивал, правда. На школьном огороде. Вместе с Куприянычем. В прошлом году. Но вопрос — какую?
За лето картошку окучивают два, а то и три раза.
Так вот, Егорка ходил с окучником по второму разу, то есть по готовым бороздам. А это разница бо-оль-шая!
Самое сложное — нарезать борозды в первый раз.
Огород после боронования ровный, картошка только что взошла — можно таких кривулей наделать, что ахнешь. Поэтому даже опытный крестьянин не окучивает в одиночку, просит кого-нибудь водить лошадь под уздцы. Егорка же решил, что ему все нипочем.
Куприяныч без слова дал коня, даже не спросил, с кем Егорка собирается окучивать картошку. Положил на телегу окучник, хомут с гужами и вальком, в придачу кнут ременный кинул и сказал:
— Валяй, Егор. Кланяйся от меня деду.
Затарахтела по дороге телега. Кутька еще с утра был безжалостно прикован цепью к конуре. Егорку распирала гордость: вот какой он работник, один едет окучивать картошку! Перед лесом навстречу ему попалась на велосипеде Катерина-почтальонша.
Егорка поздоровался по всем школьным правилам: приподнял кепку и поклонился.
— Здрасте, тетя Катя. Еду дедке Викентию картошку окучивать.
Катерина-почтальонша даже с велосипеда слезла.
— Да ну?! Ах, молодец какой! А я с почтой буду возвращаться — опять похлебки ему сварю.
Егорка был на седьмом небе. Он представлял, как уже сегодня к вечеру молва о Егорке-заботнике дойдет до Зуйкова, до Василька-Пузырька, и тот лопнет от зависти. Ну, и лопайся на здоровье, Пузырек, не будешь заноситься!
Сначала дело шло как по маслу. Егорка подъехал к огороду, выпряг коня, снял окучник. Потом разобрал прясло изгороди, чтобы на огород с конем въехать, и стал запрягать в окучник.
Дедка Викентий сегодня почему-то не сидел на завалинке, наверно, уже нагрелся и спит. Это и лучше. Подарки надо преподносить неожиданно. Вот окучит Егорка картошку, войдет в избу и скажет:
«Принимай, дедка Викентий, работу!»
Радость таких подарков знает только тот, кто их преподносил.
Мерин послушно вошел в огород и потянул окучник. Но куда потянул! То ступает копытами прямо по картошке, то возьмет в сторону сразу через два рядка. Егорка хватался за вожжи, а в это время окучник выскакивал либо вверх, либо в сторону. Поглядел назад — лихо мое, крот под землей и то ровнее роет.
Вытер Егорка вспотевший лоб, и первое сомнение взяло его: не справится. Что же придумать? Ага! Надо протоптать между рядками след, конь умный — пойдет по нему. Так решил пахарь и несколько раз, нарочно волоча ноги, прошелся по междурядью— получилась заметная тропа. С такой не собьешься. И Воронко как будто пенял, что этот путь проторен для него, пошел прямо, но через несколько шагов опять сбился.
Ф-фу, так до вечера и одной борозды не пройти!
Видно, без посторонней помощи не обойтись. А кого звать? Не дедку же. Да и какой помощник из
старого, больного человека? Стыдно даже об этом думать.
Вот когда без злорадства и обиды вспомнил Егорка, что есть на свете лучший друг Василек-Пузырек.
Уж он-то выручит. Телят бросит, а друга выручит.
Одна беда: далековато живет. Много времени потеряешь. Эх, голова садовая, надо было велосипед на телегу положить. Но кто знал, что он понадобится?
Не будь Егорка столь щепетильным в вопросах чести, он бы, конечно, нашел выход. Попросил бы
горушкинских старушек поводить коня или Куприянычу сознался, что ничего не выходит, да и Катеринапочтальонша не отказалась бы помочь. Она должна вот-вот с почтой возвращаться.
Но тут он вспомнил, что бежать в Зуйково ему вовсе не требуется: Васька должен пасти телят поблизости, скорее всего на выгоне за Ивантеевкой. А до выгона, если идти тропинкой, от силы километр. Пустяк!
Егорка вывел коня из огорода, не распрягая, пустил пастись на лужку и кинулся по тропинке вдоль озера. Однако на выгоне никаких телят не оказалось. Он пробежал до закустаренной пустоши, миновал небольшой березничек, уже крыши Зуйкова стали видны, а Васька-пастух как сквозь землю провалился. Мало-помалу добежал Егорка до околицы.
И тут, у старого гумна, увидел стадо. В выгородке из березовых жердей прогуливались рыжие с белыми подпалинами на боках бычки-годовики.
На дверях дощатого сарайчика висел какой-то плакат. Егорка подошел поближе и рассмотрел, что
это не «плакат, а страница районной газеты. Сверху крупными буквами было напечатано: «Опыт интенсивного откорма телят». Пониже и буквами помельче уточнялось: «Рассказывает мастер откорма М. В. Пузырев».
«Про Михаила Васильевича напечатано,— подумал Егорка.— Интересно, а напечатано ли про Ваську? Почитаем… «Летом мне помогает сынишка, ученик шестого класса». Ну-у… Даже не назвали, что это Васька. «Сынишка»… Уж лучше бы: сын, а то сынишка в коротких штанишках».
В это время из-за гумна выкатился маленький трактор «дэтэшник» с тележкой. На телеге, нагруженной зеленой травой, сидел дядя Миша с вилами в руках, а на тракторе… Егорка видел только белобрысую голову, кусочек голубой майки и две руки, вцепившиеся в руль. Голова глядела прямо, не вертелась и, кажется, даже не моргала.
— О… ох, ты! — протяжно, с безысходной тоской выдохнул Егорка.
Он был ошеломлен. Он был поражен в самое сердце. Васька на тракторе! Что же это делается на белом свете!
А Васька тем временем подкатил к выгородке и стал разворачиваться. Ну и ну! И зачем ты, Васька, такой важный? Хоть бы ручкой помахал или кивнул чуть-чуть. Егорка даже глаза прикрыл, словно им нестерпимо жарко стало от солнца. А трактор громко фыркнул и заглох. В наступившей тишине очень звонко и очень весело прозвенел Васькин голос:
— Егорка…а! Привет от старых штиблет!
Неведомая сила подхватила Егорку, оторвала от земли и перекинула прямехонько на трактор. Вот
он уже тузит кулаками своего лучшего друга и радостно, взахлеб орет:
— Ах, Васька! Ну, и Васька! Зазнайка несчастный!
И не покажется и не скажет, что на тракторе научился. Вот тебе! Я-то думал, он с телятами мучается… Это как называется? Учи меня скорей! А это что?
Дядя Миша кидал с телеги траву. Бычки, толкаясь, лезли к кормушкам. Пекло солнце, цвели ромашки, жужжали над клевером пчелы. Ничегошеньки не видел Егорка, кроме Васькиных рук, перебиравших рычаги.
— Это рычаг переключения передач,— объяснял Васька.— Так поставишь — первая скорость, сюда повернешь — вторая включилась. Внутри, в коробке, есть разные шестеренки, одна большая, другая меньше. Они, значит, зацепляются и передают на колеса…
Потом последовало объяснение, как заводить двигатель, как «поддать газу», как рулить. Одним словом, передача передового опыта началась незамедлительно и продолжалась не один час. Они съездили еще раз за накошенным клевером, отцепили телегу и с разрешения дяди Миши прокатились вокруг выгородки.
— Ну, хватит,— сказал дядя Миша, уходя домой.— Хорошего помаленьку. Отдыхайте.
Но Васька не мог сразу переключиться на отдых.
Он горел благородным желанием посвятить друга во все тонкости своей новой профессии скотника-механизатора.
— Теперь телят не пасем. Это старый метод. Теперь их заперли в загородку и кормим от пуза.
Знаешь, как это называется? Интер… Интень… Тьфу, не выговорить! Сильно ученое слово… ин-тен-сив-ный откорм, вот!
— Васька,— почти шепотом, умоляюще попросил Егорка,— давай порулим еще маленько.
— Попадет,— сказал Васька, отводя глаза.— Папка не любит, когда без спросу. Лучше помоги мне себестоимость вытянуть.
— Чего-о?
— Счас,— сказал Васька и побежал к дощатому сарайчику.
Егорка пошел следом. В сарае в большом ларе доверху была насыпана мука, стояли мешки и амбарные весы. На гвоздике висела бумажка с опять незнакомым словом «рацион». Егорка почувствовал уже не легкую зависть к другу, которого неожиданно увидел на тракторе, а сильную досаду на себя.
Пока он обдирал в лесу лозовые кусты, Васька за две недели так сильно поумнел, такие ученые
слова выучил, что Егорка его совершенно не понимает.
— Вот! — сказал Всська, доставая с полочки тетрадку.— Слушай внимательно, объяснять буду. Тут такая задачка, что в школе нипочем не решат. Три кило, помноженные на сто пятьдесят теленков, это будет четыре с половиной центнера. Столько муки даем в день на стадо. Берем от этого одну треть, что составляет полтора центнера. Вникаешь? Эту треть потому берем, что муку мелют некачественно.
Каждое третье зерно остается целехоньким, оно в телячьем желудке не переваривается и вылетает, как вишневая косточка у нас. Сообразил?
— Нет,— чистосердечно сознался Егорка.— А куда тянуть эту, как ее?..
— Сейчас дойдем. Гляди дальше. Видишь, тринадцать помножено на полтора, получилось 18 рублей 80 копеек. Для округления поставлено 20. Значит, зерно, которое вылетело в навоз, стоит 20 рублей. Сосчитай, сколько получится за месяц?
— Двадцать на тридцать — будет шестьсот.
— Точно! У папки тоже шестьсот. Подчеркнуто и написано: «Убыток, себестоимость не вытягиваю».
Про убыток Егорка сразу понял и сказал:
— Ты, Васька, толково объясняешь. Только как же мы вытянем себестоимость? И куда ее тянуть?
Васька был рад, что друг так близко к сердцу принял его беду. Поэтому он не стал изображать из
себя грамотного.
— Сам не знаю, куда. Папка ходил в правление ругаться, а там сказали, что эту мельницу пора выкинуть, заказали новую, а когда пришлют, неизвестно. Я две ночи думал и придумал просевать муку на решете. Тогда убытка не будет. Только одному очень трудно.
Егорка решительно сказал Ваське:
— Решетом на блины просевают. У моего папки на стройке есть большое железное сито. Они песок просевают. Такое нам подойдет.
— Такое здорово подойдет! — воскликнул Васька.— Айда на стройку!
Недалеко от Зуйкова бригада Петра Ивановича Бабушкина возводила большой зерновой ток с сушилкой. В обеденный час на стройке никого не было, и ребята, подхватив сито, побежали к сарайчику.
Закрылись на задвижку, и работа закипела. Васька зачерпывал ведром из ларя муку, насыпал на сито, вдвоем изо всех сил трясли, и отсеянное зерно высыпали в мешок.
Скоро в сарае начал сгущаться белый туман. Чернявый Егорка сделался седым, а белобрысый Васька серым. Штаны и рубахи насквозь пробила мучная пыль. Когда в сарае нечем стало дышать, ребята выскочили на улицу и, дурачась, начали охлопывать себя.
Маленькая, вся в черном, бабка Авдотья шла мимо выгородки, испуганно отпрянула и осенила себя крестом.
— Свят, свят. Сгиньте, сатаняга!
«Сатанят» охватило неудержимое веселье. Они катались по земле, дубасили друг друга, визжали, брыкались, и белая пыль стояла над ними облаком.
— Ой, не могу! — сипел потерявший голос Егорка.
— Ой, живот схватило! — орал Васька.
Наконец они выбились из сил и, бездыханные, растянулись на траве…
— Ну, вот, злой дух вышел — присмирели,— произнес чей-то знакомый голос.
— Еще ремнем попотчевать, совсем смирными станут,— добавил второй, не менее знакомый.
Над ними стояли Михаил Васильевич Пузырев и Петр Иванович Бабушким. Егорка обомлел. Он сразу вспомнил огород дедки Викентия и брошенного в упряжи коня. Неминуемая беда надвигалась, деться от нее было некуда. Егорка втянул голову в плечи.

6
Никакой, однако, беды не случилось, если не считать строгого отцовского выговора.
— Оводы коня домой пригнали,— сказал Петр Иванович.— Ладно еще в гужах не запутался, ноги
не повредил. У тебя голова на плечах есть?
А Михаил Васильевич отчитал своего.
— Отнеси сито туда, где взял, мельник,— велел он Ваське.
Потом отцы заговорили между собой. Егоркин помянул недобрым словом бригадира, забывшего свою обязанность заботиться о стариках.
— Вечером заеду и все сделаю, как надо,— сказал Васькин отец и стал, в свою очередь, ругать неповоротливых правленцев, которые никак не удосужатся заменить мельницу. Егоркин же на это сказал, что он, пожалуй, выберет время и посмотрит, что там не ладится.
Васька нашел момент подходящим и спросил:
— Пап, а можно я на тракторе дедову картошку окучу?
У Егорки глаза на лоб,
— Ты? На тракторе? — вскричал он, сильно задетый неслыханным Васькиным нахальством.— Ишь, гусь какой! Рекорды ставишь, а про дедку забыл.
Все забыли про дедку Викентия. Вот тебе шиш! Сам сделаю.
— Чего ты кричишь, как ненормальный? — удивился Васька, не понимая обиды друга.— Ты еще не умеешь рулить, а я умею. Когда научу, окучивай сколько влезет.
Егорка, смягчившись, недоверчиво поглядел на приятеля.
— А ты не врешь, Васька?
— С места не сойти! — Васька стукнул кулаком себя в грудь, но спохватился, что он пока еще не тракторист, и обратился к отцу: — Пап, скажи ему, что научим.
Михаил Васильевич пожал плечами.
— Мне что? Разрешение надо.
Тогда подступил к своему отцу Егорка.
— Понимаешь, пап, Воронко этот… Он ничего не понимает. Я ему дорогу протоптал, все равно путается. А трактор послушный, раз — и повернул куда хочешь. Васька вон научился. Ну, разреши, пап.
Петр Иванович Бабушкин делал вид, что силится что-то вспомнить: морщил лоб и двигал бровями. Даже крякнул от досады на дырявую память и поскреб в затылке.
— Помнится…— Он не говорил, а ронял слова.—
Один человек… в напарники мне набивался. Сильно за колхозный ток беспокоился, помочь хотел.
— Тебе все шуточки,— сказал сильно разобиженный Егорка.— В плотники не взял, на тракторе не разрешаешь. Только лозу драть и можно.
В атаку со всей своей ученостью кинулся друг Васька.
— Дядя Петя, если хотите знать, без трактора нынче никуда. Разве ж мы накормили бы такое стадо на коне! Если все по рациону давать — неделю надо возить. Егора вам обязательно надо учить.
— Да? Неужто такую ораву вдвоем кормите? — прикинулся незнающим Петр Иванович.
— А вы как думали! Отец да я — и все.
— Тогда другое дело. Трактористу и на стройке найдется работа. Учись, Егор. Глядишь, и подсобишь батьке.
Отцы, посмеиваясь, пошли по своим делам.
— Ну и притворщик твой батька,— сказал Васька, выволакивая из сарая сито.— Целое кино разыграл.
Егорка думал свое. Сегодня вечером Михаил Васильевич приедет с трактором на огород дедки Викентия и за полчаса окучит картошку. А что же останется ему, Егору Бабушкину? Стоять у тына наблюдателем? Ну, не-ет!
— Васька, ты друг или не друг?
— А что? Все не веришь?
— Отвечай, если тебя спрашивают.
— Ну, друг.
— Тогда слушай! — Егорка оглянулся и, хотя вокруг не было ни души, зашептал что-то Ваське на ухо.—…Понял? Айда за мной!
Через час они плыли на лодке к большому острову посередине Ивантеевского озера. Васька сидел на веслах, а Егорка с кормы командовал:
— Правым загребай, левое — табань. Так держать!
Настроение у него было такое, что хотелось петь.
Озеро блестело под солнцем, легкий ветерок обвевал лицо и грудь, и Егорка затянул песню.
Синее море, синее небо,
Зеленый лес вокруг…
Он немножко помурлыкал, потому что не сразу нашлась рифма, и продолжал:
Наша жизнь прекрасна,
Когда рядом друг.
— Получается! — сказал Васька.— Дуй дальше.
Егорка поморщил лоб, почесал за ухом, но песня застопорилась.
— Вечером сочиню. Вечером у меня как по маслу пойдет… Стой, Васька. Суши весла!
Они кинули якорь на подводной гряде и размотали донные удочки с блеснами. Первого окуня поймал Васька. Горбатый, желтый, словно золотой слиток, окунь сверкнул на солнце и шлепнулся в лодку.
— Вот это красавец! — воскликнул Васька.— На полкило потянет. Пяток штук поймаем — и уха.
— С пятком нечего и тащиться,— возразил Егорка.— Нужна ему наша милостыня. Полведра — другое дело.
Клев был как по заказу. Стоило опустить блесну, дернуть раза два — и окунь на крючке. У Егорки
срезало блесну, толстая жилка лопнула, как гнилая нитка. Он нацепил большую, от спиннинга, и на эту брали.
Невероятный, неслыханный клев! Скажи опытным рыбакам — не поверят. И неизвестно, до каких
бы пор сидели ребята на озере, если бы в Горушке не ждал ухи дедка Викентий.
Назад гребли вдвоем изо всех сил. Солнце уже клонилось к закату. Причалив к берегу, они не стали убирать весла, только спрятали в кустах удочки и, подхватив ведро с живыми окунями, побежали в Горушку.
На огороде стучал трактор — это Васькин отец окучивал картошку. А на придворке, подоткнув подол, стирала в корыте Катерина-Почтальонша.
— Здрасте, тетя Катя,— сказал Егорка, позабыв, что они уже виделись сегодня.
Катерина намыленной рукой отвела от глаз мешавшие ей волосы, поглядела на ребят.
— Поносили бы лучше воды, чем собак гонять.
— Мы на озере были,— сказал Васька.— Счас уху начнем варить. Вон, окунья сколько! Дедку Викентия накормим и всех работников.
Катерина заглянула в ведро и не поверила.
— По чужим сеткам шастали! Попадетесь — открутят вам головы.
Васька обиделся, стал выхватывать из ведра окуней и демонстрировать Катерине.
— Смотрите, смотрите, у всех роты разорваны. Так в сетке бывает? Ага, бывает?
— Куда ж ты, чумной, кидаешь? — закричала Катерина.— Не видишь, мыло лежит!
Егорка не слушал их перепалку, он глядел на развешанное дедкино белье, и делалось ему все грустней и грустней. Ни одной новой рубахи не висело на веревке, все старые, чиненые. Катерина вздохнула и принялась тереть в корыте что-то серое: не то подштанники, не то полотенце…
…Ухи наварили ведерный чугун. Михаил Васильевич внес его в избу, так как на улице уж больно надоедливо зудело комарье. Катерина разлила уху по мискам и положила каждому по чистому рушнику — вытирать пот. Дедка Викентий встал с постели и сел в красный угол. Старик был совсем бледный, а руки такие худые, что Егорке казалось: они с трудом держат ложку.
— Мне бы такую семейку,— сказал дедка Викентий,— глядишь, и помирать легче.
— Живи, Викентий Андреевич,— сказал Васькин отец.— Туда завсегда успеем.
— Торопиться грех, а и задерживаться нельзя.
Людям в тягость,— вздохнул старик.
— Другого разговора не нашли,— укорила мужиков Катерина.— Похвалили бы мальцов, ишь, уха кая наваристая. Старательные ребята.
— Что ты, Катенькэ,— обрадовался старик,— сроду, кажись, такой не едал. А ить на озере вырос.
— Вкусная штука,— скромно похвалил Михаил Васильевич.
Егорка с Васькой понимали, что взрослые хвалят уху из приличия, но все равно таяли от удовольствия. Нет ничего приятнее, когда тебя хвалят усталые от работы люди. Тогда как-то по-особенному чувствуешь свою нужность на земле. Нужность отцу с матерью, нужность немощному старику и вообще всем людям, окружающим тебя.
— Подлей-ка, Катенька, поварешечку,— попросил дедка Викентий.— Разохотился я.
— Ешь, дедка, ешь,— потчевала подобревшая Катерина.— Михаил Васильевич, тебе подбавить? А вам, ребятки?
— Не, мы сыты,— ответил Васька.
— Ешьте сами,— добавил Егорка.
Теперь все у них выходило мирно и согласно.

7
Скоро кооперация объявила о закупке корья. Со всех деревень потянулись подводы, нагруженные пуками сухой черной коры. Везли на машинах и даже на тракторах. За магазином вырастал целый стог.
Красавинские пастухи нагрузили целые тракторные сани. Ивантеевская доярка тетя Маня отоварилась за корье плащом. А Федор Кривой — яловыми сапогами..
Самое приятное было впереди. Егоркино корье взвесили и уложили в стог. Завмаг дядя Ваня нащелкал на счетах 38 рублей 75 копеек и выдвинул ящик с деньгами.
— Вам какими: помельче или покрупнее?
— А отовариться можно? — спросил Егорка.
Дядя Ваня сделался необычайно любезным: слово «отовариться» помогало ему вытягивать план.
— С превеликим удовольствием, молодой человек. Что бы вы желали? Есть великолепная курточка на «молнии». За такими в городах очередь. Может, желательно набор для выпиливания? Или велосипедный моторчик? На сельпо три штуки дали и то с великим скандалом.
— Бери, Егорка! — азартно подталкивал Васька.— Ух, здорово газанешь! Ну, чего ты мнешься?
У Егорки при упоминании о моторчике сладко заныло в груди. Кажется, он даже ощутил ветер на своем лице. Но он потупился и вытянул палец в сторону обувной витрины.
— Покажите ботинки. Нет, не детские. Сорок второй размер.
Он давно присмотрел эти узконосые, без шнурков ботинки. Такие видел в «Огоньке», на фотографиях из Дворца бракосочетаний.
— Ошалел! — воскликнул Васька.— Утонешь в них.
— Сам ты ошалел,— сказал Егорка.— Надери лозы, тогда и распоряжайся.
— Зафорсил,— обиделся Васька и отошел в сторону, чтобы не видеть, как чудит у прилавка его лучший друг.
— Папаше не подойдут,— заметил дядя Ваня, полагая, что Егорка выбирает подарок отцу.— Ему что-нибудь попроще. Эти — двадцать пять рубликов.
— Я возьму,— прерывающимся голосом произнес Егорка.— Положите в коробку.
— С великим моим удовольствием,— опять стал любезным завмаг, видя перед собой серьезного покупателя.— Тэк-с, ваших остается 13 рубликов с копейками. Желательно наличными?
— Нет. Мне бы еще рубаху. Которая потеплее. Размером как на вас. Найдется?
— Отчего же? У нас все найдется. Вот эта, из фланели, вполне приличная. Восемь с полтиной.
Рубаха Егорке понравилась. Теплая и немаркая.
Такую можно месяц носить, и все будет чистая.
— Заверните,— сказал Егорка.
— Ну, ты и отколол номер,— ворчал Васька, когда они вышли из магазина.— Барахлом нагрузился, а на конфеты пожадничал.
— Иди, Васька, домой, если ничего не понимаешь.
— Во, зазнался! Богатые всегда зазнаются. Ладно, поглядишь, чего я осенью буду покупать.
Егорка не хотел спорить. Он шел к почтовому домику, зажав под мышкой коробку с ботинками и пакет с рубахой. Он боялся только, что пятерки с мелочью, которая осталась от покупок, не хватит заплатить за ценную бандероль. Но оказалось, даже останется.
Коробку с ботинками завернули в толстую бумагу, перевязали бечевкой и запечатали сургучом. Егорка старательно вывел адрес. Фамилии адресата и отправителя — Бабушкину Николаю Петровичу от Бабушкина Егора Петровича — дважды подчеркнул.
С почты он шел самым счастливым человеком.
Нет, еще не «самым». Самым-самым счастливым он будет завтра, когда вручит дедке Викентию новую рубаху.
Спать Егорка лег пораньше. Сверток с рубахой положил под подушку. Ночь была душная, и Егорка долго ворочался на раскладушке. Где-то далеко-далеко прогремел гром. Гроза разразилась над Ивантеевкой, когда Егорка уже крепко спал.
Снился ему лесной пожар. Треск стоял от огня, вспыхивали и падали на землю тяжелые черные сосны. Кричали птицы, и сломя голову мчались звери.
Приехали пожарники, протянули от озера шланги и стали сбивать огонь сильными струями из брандспойтов.
Егорка с дедкой Викентием шли черным горелым лесом. «Все от баловства,— вздыхал старик,— не будь халатным, а будь хозяином».
Тут Егорка проснулся. Его будила мать незнакомо-печальным голосом.
— Проснись, сынок. Дедка Викентий помер.
Егорка не поверил. Думал, что это продолжается сон.
— Неправда, мам. Мы с ним сейчас по лесу шли.
— Правда, сынок. Папка на дворе доски стругает.
Егорка заплакал. Он достал из-под подушки новую рубаху, держал, ее в руках и горькими слезами кропил мягкую немаркую фланель…
…Да, все в жизни имеет свой конец, и всему есть начало. Умер старый колхозник Викентий Андреевич Боровиков, и начал в это лето взрослеть Егорка Бабушкин.
Деревня Устье, Калининской обл.

Журнал «Юность» № 12 1974 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Share and Enjoy:
  • Print
  • Digg
  • StumbleUpon
  • del.icio.us
  • Facebook
  • Yahoo! Buzz
  • Twitter
  • Google Bookmarks
Запись опубликована в рубрике Литература. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *