Из А. Станкевича к книге стихов Э. Вевериса.
С этим высоким худощавым человеком я встретился в Риге в середине 1969 года.
В разговоре он не старался навязать собеседнику свои мысли или же, как это часто бывает, не спешил с воспоминаниями. Он молчал. Он слушал. Он очень внимательно слушал, постигая мир своего собеседника. А между тем именно ему-то и надлежало говорить, вспоминать, сопоставлять.
Неторопливость и основательность этого человека мне были по рассказам известны уже до встречи с ним. Народный учитель, он всю жизнь писал стихи.
Он показывал их Яну Райнису в 1923 году, Леону Паэгле в 1926 году. И, тем не менее, никогда не публиковал свои стихи и считал их делом личным и не подлежащим огласке.
Сейчас Эйжену Веверису семьдесят три. В семидесятилетнем возрасте он впервые издал свою книгу. Путь к этой книге — путь всей жизни. Об этом надо рассказать. Я должен об этом рассказать.
Сын рижского пролетария, Эйжен Веверис в семнадцатилетнем возрасте становится латышским стрелком, участвует в сражениях на Рижских болотах в гражданской войне, во взятии Риги в 1919 году.
Был контужен и спасен от белого террора.
На протяжении жизни Эйжен Веверис сменил множество профессий: грузчик, журналист, электромонтер, торфодобытчик, рабочий лесопилки. И, наконец, после окончания педагогического института в 1923 году народный учитель в далеких рыбацких поселках Латвии. Вплоть до Великой Отечественной войны.
Во время войны Эйжена Вевериса предал один из его учеников. Так вошла в жизнь народного учителя трагедия. Он был под расстрелом. По случайности из здания, где томились смертники, его загнали в общую арестантскую. Природе было угодно, чтобы этот человек, пройдя по всем кругам ада, выжил и свидетельствовал.
Путь Эйжена Вевериса шел к Маутхаузену. Но до этого надо было пройти Саласпилс и Штутгоф. Названия, достаточно выразительно звучащие для тех, кто знает, что там творилось.
Сколько рвущихся на волю сердец, сколько несбывшихся надежд, сколько попыток сбежать с этой невыразимой в слове каторги!
Существует обширная литература о фашистских лагерях смерти. Среди этих книг немало воспаленных, острых, взывающих к нашей памяти и к нашей совести. Но в возможностях поэзии подчас заключено больше, чем в простом повествовании о том, как все «это было». В поэзии мало простой информации.
Она передает переживания, дает возможность почувствовать духовный мир человека в тот момент, когда все это происходило. В стихах Эйжена Вевериса есть подлинность переживаний, которые остались в нем как личный опыт и как наказ и наследие тех, кто ушел в небытие с дымом лагерных печей, кто не вышел из газовых камер и душегубок.
Лагерники в стихах Эйжена Вевериса, хотя одеты в одинаковые арестантские одежды — лохмотья, не на одно лицо. Разные люди, разные характеры. Здесь происходит борьба страстей, мнений, чувств.
В нечеловеческих условиях фашистских лагерей Эйжен Веверис находит истинных борцов. Не жертвы, а именно борцов. Гуманистов в прямом значении этого слова. Поэт показывает руки фашистов в крови, руки, держащие автомат у ворот больничного блока, руки холеных убийц. И руки спасения, руки доктора-бойца.
В грубых тяжелых руках
Автомат
У ворот больничного блока.
Белые руки холеных убийц
Проводят эксперимент над нами,
Записывают и списывают людей.
Вчера еще эти руки
Впрыснули
В вены героя Бреста
Бензол.
А у нашего врача.
Клейменного, как все мы,
Ни лекарств.
Ни бинтов.
Ничего.
У него только добрые руки спас
И мы живы.
Даже в омуте безнадежности,
Прозванном нами мертвецкой.
В книге Эйжена Вевериса много примет быта, подробности, которые складываются в страшную по своей сути картину, именуемую «обыкновенный фашизм». Вот миниатюра, как бы стихотворение в
прозе «Картофельная шелуха»:
Я богат, словно Крез, как Рокфеллер,
Почти тате же богат, как оберкапо,—
У меня есть целая сигарета.
Я могу выйти на черный рынок за блоком,
Где можно выменять сигарету на все
что угодно:
Судочек супа, кусочек хлеба, грамм маргарина.
Там снуют организаторы и те.
Кто за единственную сигарету
Отдает единственную жизнь.
В тот день улыбнулось мне счастье.
Свою сигарету я выменял
На миску прекрасной картофельной шелухи.
Шел я в блок, прижав к груди свое богатство.
Вдыхая жадно терпковатый аромат.
Королевская пища!
Несколько кружков шелухи я уронил.
Их подхватил и съел
Долговязый профессор ил Будапешта.
Продолжением и дополнением этой картины может служить стихотворение «Сигаретка». Оно достоверно и, казалось бы, лишено пафоса в окрыленности, свойственных поэзии.
У меня нашит над сердцем
Красный треугольник
С буквой Л.
Чех коснулся буквы пальцем:
— Латыш?
— Латыш.
— Рига?
— Рига.
— О, Рига! —
И чех мне дарит
Сигарету.
Рига! Рига! Рига!
Благословляю луч твой,
Здесь, в черных топях смерти!
Последние строки здесь о Риге, о том, как ее луч благословляет человек, находящийся «в черных топях смерти». Эти стихи выводят и это стихотворение и другие образы книги на новую орбиту, они переходят от быта к бытию, от подробностей жизни к самой сути ее, к судьбе человека и человечества.
А именно этим пафосом и жива вся книга Эйжена Вевериса «Сажайте розы в проклятую землю».
Поэт изнутри, очень лирически и предельно сжато показывает, как обреченные на смерть люди жаждали жизни, как боролись за нее и как погибали в этой борьбе. Эйжен Веверис показывает великих рядовых этой борьбы. Вместе с тем он напоминает всем известные славные имена людей, прошедших ад фашистских лагерей: на страницах книги показан генерал Карбышев и полковник Маневич, оба — Герои Советского Союза. Они — узники Маутхаузена — руководили Сопротивлением, одним из участников которого был и Веверис.
Лишь несколько десятков узников-латышей вместе с ним дожили до дня падения Маутхаузена —5 мая 1945 года. Тогда, человек высокого роста, Эйжен Веверис весил сорок шесть килограммов.
С тех пор прошло более четверти века.
Бывший узник Маутхаузена не спешил с воспоминаниями. Они отлежались в глубинах сердца, они стали поэзией. Старый народный учитель, писавший всю жизнь стихи, стал поэтом. Еще один пример того, как становятся поэтами не потому, что пишут стихи. Это делают многие. Но только сильное переживание находит в слове сильное воплощение. Так происходит трудная добыча грамма поэтического радия.
Сама жизнь в кристаллах образов сверкает перед нами. Слово, помимо информации, помимо своего
прямого значения, отсвечивает десятками и сотнями граней. Это и есть поэтическое восприятие мира.
— Что ты смотришь так на колючку, Джулио?
— На ней избавление.
— Там ждет смерть.
— Смерть — наша добрая мать.
— Жизнь — наша добрая мать, Джулпо.
Ты видишь
Цветы на альпийских лугах!
— Я вижу лишь выжженную землю Маутхаузена.
— Ветер несет нам с воли
Тонкие запахи хвои.
— Мне ветер приносит лишь пепел
Из крематория.
— Слышишь,
Над нами жаворонок поет,
Слышишь,
Гремит водопад.
Ты чувствуешь вкус его?
— Я слышу лишь топот СС
И как строчит автомат.
— Джулио!
Обопрись на меня,
Я еще в силах стоять.
Мы еще выйдем на свет!
— Сегодня?
— Нет.
— Может, завтра?
— Нет.
— Когда?..
Ночью он бросился
На колючку.
На ток высокого напряжения.
Судите меня, товарищи!
Я Джулио не удержал.
Эпизод рассказан очевидцем. Но очевидец — поэт. И это объясняет, почему из столбца лагерной хроники стихотворение перенесено в план морально-психологический. Более того — в социальный, в гражданский, хотя нигде Эйжен Веверис не прибегает к звонким трубам риторики и дидактики. Ему это не нужно. Поэзия действует убедительней восклицательных знаков.
Книгу надо читать целиком. Здесь я знакомлю слушателей с избранными ее страницами. Сказать о стихах Эйжена Вевериса, что они хороши или даже прекрасны, значит мало сказать, ничего не сказать.
Сугубо литературные определения здесь недостаточны. Эти стихи меня потрясли. В этих воспаленных стихах говорит не только Эйжен Веверис. Говорят погибшие. Словно они завещали ему свои голоса. Завещали свои думы и чаяния. «Доживи, расскажи за нас и за себя!»
Без украшающих эпитетов, без желания навеять ужас и страх поэт говорит с людьми. Он говорит на своем родном, латышском языке.
На русский язык стихи Эйжена Вевериса перевел поэт Григорий Горский. Книга «Сажайте розы в проклятую землю!» вышла в оформлении художника А. Станкевича по-латышски и по-русски. Проникшись образами оригинала, высоко оценив антифашистскую суть книги латышского поэта, его собрат, русский поэт, заботливо и взволнованно воспроизвел ее в стихии русской речи.
Книга «Сажайте розы в проклятую землю!» дает почувствовать, что ее написал латыш-антифашист, человек, воспитанный латышской поэзией, ее дайнами, ее классикой. В книге есть стихотворение, которое называется «Народные дайны»:
Лампочка еле мерцает в бараке.
Мгла поглотила альпийские выписи,
В блоке больничном немецким товарищам
Пишу народные песни латышские.
Стоит на миг оторваться от строчек,—
Темень и смерть вновь глаза мои лижут,
Шел я недолго леском серебристым,
Скрипят мои нары, тверды, как булыжник.
Рысьи глазища опасности смотрят
В окна, и гибелью пахнет отчаянье.
В омут страданий летят, словно листья.
Древние песни — латышские дайны.
В книге, начисто лишенной литературщины и цитатности, есть очень важное для понимания образов Эйжена Вевериса стихотворение «Райнис в ночи».
Оно органически входит в книгу и является одной из красок на большом полотне.
Так редкостно светятся звезды
Над синью ночного Дуная!
Я Раулю, парню из Нимы.
Райниса строки читаю.
Устало бредем мы из шахты,
И жизнь в нас закоченела,
И смерть с нами рядом ступает,
И мука и тьма без предела.
Бредем… Тате на «Острове мертвых»
У Бёклина мука шагала.
Вдруг песню запел итальянец.
Что пел он когда-то в Ла Скала.
И звезды искрятся над нами.
Мигают ночному Дунаю,
И я партизану из Нимы
Райниса строки читаю.
Сердцем и мыслью возвращаясь к Латвии, поэт вместе с тем выступает как интернационалист. Фашизм показан в книге как враг не только латышского и русского народов, но и всех народов земли, в том числе и немецкого.
Мне посчастливилось прочитать перевод книги Эйжена Вевериса еще в рукописи. Как мне хочется, чтобы образы этой книги вошли в каждый дом, в каждое сердце! Жесткие и жестокие слова имеют добрую подоплеку. Борец против фашизма требует мужества от себя и от других.
В стихотворении, посвященном Эйжену Веверису, латышская поэтесса Мирдза Кемпе говорит:
Не умею я клясться.
Только жизнь моя — клятва!
Смогу ли когда
Искупить я все то, что вынесли люди,
И обнять всех людей, и правду обнять,
Что во веки веков казненном не будет?
Тем, кто может подняться выше смертей,
Послужу я строкой и делами своими.
(Перевела Л. Романенко)
Эйжен Веверис написал новую книгу стихов, «Человек идет за солнцем», продолжающую и развивающую образы первой его книги. В стихотворении «Боль кричит» сказано:
Боль людей — наша боль,
И поэтому мы в силах
Ее утолить.
Это голос сострадания и мужества: одно без другого жить не может. Оба имеют один исток — человечность.
Есть плата за ужас
И плата за мужество.
Плата за радость
И плата за горе.
За все, за все платим:
Чистым золотом сердца…
И далее — в концовке этого стихотворения:
А то,
За что дорого платишь.
Не отдашь никому
И вовеки.
(Перевел Г. Горский)
Огонь все превращает в пепел. Только не дух, только не душевные клады человека. Поэзия — запечатленный образ этого духа, этих душевных кладов.
Она способна возвращать жизнь тех, кто был насильственно лишен жизни. Поэзия Эйжена Вевериса убеждает в этом.
Сожженные, испепеленные, загубленные люди, казалось бы, стертые с лица земли, чудодейственно возвращаются через поэзию к жизни. Через сердце поэта к сердцам живущих. Если погибшие доверили поэту свои думы и переживания, они имели на это право. И добавлю от себя — они не ошиблись.
Слова этой книги прожигают бумагу, на которой начертаны.
Поэзия, рожденная огнем, сама же и дает огонь.
Лев ОЗЕРОВ
Журнал «Юность» № 8 август 1972 г.
