Свои люди

Ион Друцэ

В один прекрасный день Елена Петровна вошла в класс, посмотрела на них долгим, испытующим взглядом, как бы решая про себя: говорить — не говорить? Вдруг ей показалось, что дверь класса неплотно прикрыта. Она вернулась, снова открыла, потом закрыла уже совсем хорошо. Когда она возвращалась вторично закрыть двери, весь четвертый «А» навострил уши: это означало, что последует очень важное сообщение, о котором, однако, не надо распространяться.
— Вот что, ребята,— сказала она и умолкла, чтобы передохнуть, и дышала так тяжело, точно взобралась на огромную гору.— Приехал инспектор из министерства. Сейчас он пошел в старшие классы, а к концу дня или, в крайнем случае, завтра он будет и у нас.
И улыбнулась. Она улыбнулась не потому, что ей было смешно или от хорошего настроения, как это с ней часто бывало, она улыбнулась потому, что весь четвертый «А» пришел в ужас от ее сообщения, а ей не хотелось нагонять на них ужас. Она улыбнулась, чтобы их подбодрить, и некоторые ребята следом за ней улыбнулись.
— Страшного в этом ничего нет,— сказала Елена Петровна.— Но мне хотелось бы видеть вас более бойкими, более живыми. Во всяком случае, я прошу вас, постарайтесь, поднатужьтесь.
Ребята вздохнули, легко сказать — побойчее, а откуда она возьмется, та бойкость, когда эти проклятые дроби убили весь класс. Пока было сложение и вычитание — еще ничего, можно было жить, а как дошли до деления и умножения — прямо хоть караул кричи.
— А теперь,— сказала Елена Петровна,— давайте еще раз пройдемся по дробям.
В тот день инспектор не пришел в четвертый «А», а вечером все ученики загнали себя работой над дробями так, что пальцы на руках онемели, а ночью многим снилось, что в классе у них большая неприятность и учительница плачет. Они повставали чуть свет и, к ужасу, к удивлению родителей, перед тем, как идти в школу, опять сели за уроки.
Инспектор пришел к ним на второй урок. У него были добрые глаза дедушки и коротко остриженные усики неженатого еще парня.
— Ну, четвертый «А»,— сказал он.— Покажите, на что вы способны.
Елена Петровна улыбнулась — она улыбнулась не для того, чтобы подбодрить ребят. Просто ей пришла в голову смешная мысль, и все ученики заулыбались следом за ней, точно им тоже что-то смешное пришло в голову.
— Много мы вам не покажем,— сказала учительница,— но кое-что вы от нас узнаете.
— Ну-ну,— сказал инспектор. Сел за учительский стол, взял классный журнал. Решил сначала неожиданно кого-то вызвать, потом, верно, подумал: чего бегать, лучше начать с начала.
— Бобок Андрей.
Андрей вышел к доске, взял мел, и инспектор как открыл рот, так и стоял с открытым ртом. Потому что Андрей те дроби, которые ему дали, не дожидаясь условий упражнения, сложил, потом вычел, потом поделил, потом умножил, и все это было так лихо, так просто, что самые последние двоечники, которые никак не могли взять в толк, чего от них хотят с этими дробями, вдруг поняли, в чем дело, и целый лес рук поднялся, умоляя Елену Петровну, умоляя инспектора вызвать их к доске. И их вызывали, и они все знали, так что к вечеру, после отъезда инспектора, по школе прошел странный слух, будто их четвертый «А» вышел чуть ли не на самое первое место.
А на следующий день запахло весной. То есть снег все еще лежал сугробами, но уже размяк весь, и в садах хоть и были одни голые ветки, но появился запах — вишня пахла вишней, орех — орехом, и было так солнечно и тепло, что сквозь окна школы целые потоки света и тепла обрушились на четвертый «А» и они, как цыплята в инкубаторе, вздремнули, сидя на своих партах.
— А теперь, ребята, мы начнем с вами новую тему,— сказала учительница. Она говорила и писала на доске, но они были очень далеко — ни ее урока, ни ее голоса, ни ее саму почти не видели, и в конце концов учительница хлопнула книгой по столу. Хлопнула громко, так, что весь четвертый «А» вздрогнул. Вздрогнул, но не проснулся.
— Ну, и не стыдно вам, ребята? — начала она обиженным голосом.— Вчера вы потрясли всю школу, все радовались, а сегодня вас снова нет.
Вы опять спите, так что сквозь эту дрему прямо не пробьешься с этим новым материалом. А как здорово было бы, если бы вы всегда были такими же бойкими, активными, как вчера.
Ребята заулыбались — вишь, чего захотела…
И поскольку учительнице эти улыбки решительно не понравились, и она стояла грозная и сердитая, и уже класс был сам по себе, а она сама по себе, и это грозило вылиться в открытый конфликт, то Андрей Бобок, герой вчерашнего дня, решил взять на себя роль примирителя. Он попросил разрешения выйти, проверил, хорошо ли закрыта дверь, потом вернулся на свое место, но не сел, а, стоя у парты, сказал:
— Елена Петровна, дорогая, о чем вы говорите, откуда она у нас возьмется, активность, когда мы еле ноги волочим за собой. То грипп, то дроби, то работа по хозяйству — сегодня вон впервые выдался хороший, теплый день, мы немного отогрелись, а вы уж и обижаетесь на нас…
Елена Петровна посмотрела на окно, посмотрела еще раз на них и улыбнулась. Не от хорошего настроения, не потому, что ей пришло что-то смешное в голову,— с горя улыбнулась.
— Ладно,— сказала она.— Отложим еще на один день этот новый материал. Пройдемся еще раз по дробям.
Ребята заулыбались — ну вот, это уже совсем другое дело. Учительница рассказывала им то, что они и без нее хорошо знали, они дремали на солнышке, и Андрей Бобок, подремывая вместе со всеми, думал про себя, соглашение было достигнуто, в сущности, потому, что все они свои люди. То ей понадобилось, чтобы они выглядели молодцами и не ударили лицом в грязь, то им понадобилась передышка, и передышка им была дарована. Великое дело, когда всюду свои люди. Его отец говорит, что это, может быть, самое важное в жизни. И что, правда ведь.

Журнал «Юность» № 8 август 1972 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Share and Enjoy:
  • Print
  • Digg
  • StumbleUpon
  • del.icio.us
  • Facebook
  • Yahoo! Buzz
  • Twitter
  • Google Bookmarks
Запись опубликована в рубрике Без рубрики. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *