Нас привезли в Лейпциг. Что стало с Германией! Развалины домов тянутся к небу, словно порванное кружево; выбитые окна глядят пустыми глазницами; по улицам волочатся усталые люди с серыми лицами.
Смерть, которую фашизм нес другим, настигла теперь и Германию. Смерть и страх. Гитлеровская пропаганда запугивала народ, трубила о том, что «коммунистические орды» сошлют молодое немецкое население в Сибирь и там уничтожат, что немцы понесут ответственность перед историей. На этом страхе вновь сыграл Гитлер, выдвинув сумасбродную идею формирования добровольческих отрядов для обороны руин.
Я попала работать в исправительный дом для немецкой молодежи, должна была чистить овощи.
В огромном помещении прачечной стояли котлы с кипящим бельем. Их обслуживали бледные, изнуренные девушки. Все они попали сюда за мелкие провинности: одна отлучилась с работы, другая что-то взяла без разрешения из еды, и вот теперь их перевоспитывают национал-социалистическими методами.
При Гитлере в германских школах допускалось телесное наказание. Методы воспитания убеждением считались «еврейской дегенерацией», воспитание в духе гуманизма — «декадентщиной». Молодежь должна была расти по-солдатски, так же, как и во времена императора Фридриха: с помощью палки, голода, унижений.
Лозунги: «Слепое повиновение» и «Фюрер, прикажи — мы следуем за тобой» вошли в педагогику нацизма.
В исправительном доме толстые надсмотрщицы с палками в руках следили за работой девушек, и если кто-то из них не мог выдержать темпа работы, палка нещадно хлестала по худенькому телу. Проходя мимо нас, девушки смотрели на репу и морковь голодными глазами. Некоторые, забыв об осторожности, подходили ближе, хватали репу, словно это был деликатес. Из-за гнилой репы они рисковали быть избитыми, голодать, целую ночь простоять у стены. Можешь себе представить, что передумала и перечувствовала я, чистя эту проклятую репу. Если национал-социалисты так поступают со своей молодежью, провинившейся перед ними из-за пустяков, то что они могут сделать с нами, коммунистами?
Но на что способны они, я вскоре увидела в лагере Равенсбрюк, в 40 километрах от Берлина. Под проливным дождем колонну женщин выгрузили из поезда. Мы буквально валились с ног. Единственным желанием было где-нибудь присесть, лечь.
Ни о чем другом не думалось. Показались ворота лагеря. Яркие прожекторы освещали высокие решетки и часовых.
Одна за другой входили женщины в открытые ворота, и у каждой появлялась мысль: «Эта пустота пожирает меня. Отсюда я никогда не выберусь».
И лишь одно желание — сесть. Сесть? Какая иллюзия! Колонну загнали в конуру, внутри которой дождевая вода доходила до колен. Там мы простояли целую вечность в ожидании утра. Первое, что мы увидели при свете,— это трупы, которые выносили на носилках. Мертвецы были все одинаковые: голые скелеты с желтой вытянутой шеей, на лицах видны только глаза, как стеклянные шары, и широко разверзнутые рты. Среди них не было ни молодых, ни старых. Были только исхудавшие скелеты с разверзнутыми ртами.
Что делалось здесь, в лагере, если люди превращались в скелеты?
Что творилось в Равенсбрюке и во всех остальных лагерях смерти третьего рейха?
Журнал Юность № 3 март 1975 г.
