Володя летел тогда в свой первый отпуск. В гражданском самолете он чувствовал себя шофером начала века, которого усадили к извозчику да не к лихачу, а к ломовому, и повезли шагом, на потеху зевакам. Даже внушительная орденская колодка на груди командира экипажа не избавила Володю от скептицизма. Ему казалось, что самолет едва плетется. Он зевал, впрочем, наполовину притворно.
Посадка в промежуточном аэропорту затянулась. Наступил долгий летний вечер. Хотя погода стояла великолепная и на бледном небе не было и намека на облачность, в полутемное чрево сто четвертого «ТУ» заглянула женщина в аэрофлотовской форме. Покачивалась ее высокая прическа.
— Рейс откладывается из-за метеоусловий, — громко объявила она.— Граждане пассажиры, прошу покинуть борт самолета.
Граждане пассажиры, недовольно ворча, стали подниматься со своих мест. Кого-то пришлось расталкивать.
— А? Что? Уже Домодедово?— всполошился дядька в клетчатом пиджаке, которого разбудили. Узнав, что до Домодедова еще очень далеко, он пал духом и пожаловался:— Терпеть не могу все эти взлеты, посадки…
Володя потянулся за фуражкой. Чтобы пропустить красивую молодую женщину, ему пришлось снова сесть — стоять мешали спинки кресел. Красавица копалась в сумке. Володя, успевший привыкнуть к тому, что женщин вокруг мало и все они чужие жены, внимательно поглядел ей вслед и увидел, что она в брюках.
— Штучка, а, лейтенант?— спросил разбуженный дядька, одергивая свой клетчатый пиджачок, и подмигнул Володе: — Штучка в брючках.
«Да, хороша, нет слов,— подумал Володя.— С такой бы дома появиться! Олька бы ахнула, мужняя жена».
Володя любил военную форму.
Когда случалось стоять перед зеркалом, он обязательно представлял себе, как на его погонах с одним голубым просветом появляется третья звездочка, затем — четвертая, а потом просветов становится два: он майор, подполковник, полковник…
И светлый генеральский китель представлялся ему и золотые зигзаги на погонах. Он знал поговорку насчет этих зигзагов, но не мог произнести ее вслух — никак не подворачивался подходящий случай.
Он понимал, конечно, что все это — просто мальчишество, но, но все-таки неплохо было бы нарочито медленно пройтись мимо окон дома Шлычкиных в генеральской или, на худой конец, в полковничьей форме — показать Ольке, кого она потеряла. Все четыре училищных года Володя посылал Оле коротенькие открытки — поздравлял ее с каждым праздником, но, когда приезжал домой, встреч с ней избегал — не хотел показываться ей в курсантской форме, которая отличалась от обычной солдатской только погонами. А оказалось, что не в форме дело.
Тетя Фрося написала Володе, что Ольга неожиданно для всех вышла замуж за приезжего парня — мастера с завода, на котором работал отец. Тетка подробно описала свадьбу и то, как Петруха, выпив, хвастался, какой молодец у него зять.
Это известие Володю огорчило.
…Пассажиров усадили в автопоезд — в открытые и какие-то игрушечные вагончики, а пилоты отправились через все поле пешком, и у всех у них были одинаковые черные портфели. Володе вдруг ужасно захотелось идти с ними вместе, лениво перебрасываясь словами, и чтобы эта, в брюках, смотрела им вслед.
«Эта, в брюках» внимательно смотрела на свои ногти.
Автопоезд катил мимо строящегося здания аэропорта. «Как в зоопарке,— с обидой думал Володя,— Еще бы пони запрягли, для полного сходства». Непредвиденная задержка заметно расстроила его, хотя спешить ему особенно было некуда.
— Где-то гроза сейчас, не иначе,— сообщил клетчатый пиджачок и, будто умываясь, ладонями потер заспанное, помятое лицо. — Вы в ВВС тоже грозы боитесь, а, лейтенант?
— У нас другие порядки,— буркнул Володя.— А откуда вам известно, что гроза? Они же спали!
— У него с господом богом прямой провод,— пошутил кто-то из пассажиров.
«Эта, в брюках» подняла голову и улыбнулась. Здание аэропорта только строилось, и пассажиров отвезли прямо в гостиницу. Полная, русая и неторопливая женщина, похожая на тетю Фросю, развела их по комнатам. Замешкавшимся пришлось занимать расставленные в коридоре раскладушки.
Володя положил фуражку на подушку, но тут же снял ее: увидел, как «эта, в брюках» с обреченным видом топчется возле раскладушки и кусает губы. Воспользовавшись минутным замешательством Володи, дядька в клетчатом пиджаке плюхнулся на кровать, сминая белые простыни, и сразу же потянулся к ботинкам — развязывать шнурки.
— Э, нет, папаша,— опомнившись, сказал Володя.— Номер не пройдет! Это место для девушки!
Володя ожидал, что завяжется спор, может быть, даже ссора, но дядька покорно поднялся, одернул пиджак и, сопя, вышел в коридор.
— Тоже мне, рыцари!— сказал он уже за дверью и почему-то во множественном числе.
Володю это развеселило.
— Девушка!— окликнул он «эту, в брюках» и указал на кровать.— Ваше место!
«Эта, в брюках» долго отнекивалась, но Володя все-таки сумел уговорить ее, и они поменялись местами.
Девушка сразу же сбросила туфли, прошептала:
— Господи, какие все-таки неудобные кресла в этих самолетах,— и легла.
И было странно видеть ее маленькие узкие ступни, обтянутые прозрачными чулками. Володя, застыдившись чего-то, отправился бродить по длинному, заставленному раскладушками коридору. Фуражку он оставил на подушке.
В холле, где на хрупких черных ножках стоял неработающий, прикрытый салфеткой телевизор, за
круглым столом уже сидели любители преферанса. Посреди стола лежал небрежно расчерченный лист писчей бумаги и многоцветная шариковая ручка. Человек, пытавшийся захватить кровать, сосредоточенно глядел в свои карты и бормотал:
— Раз — пас, два паса, в прикупе чудеса…
«И зачем ему была кровать, он же в самолете выспался?»— глядя на него, подумал Володя. Немного помаячив за спинами игроков, Володя вышел на лестницу, в сизые облака табачного дыма.
Сумасбродный план зрел у него в голове. Больше всего Володе нравилось то, что план сумасбродный. «Вот подойду к ней,— думал он,— расскажу все как на духу, и попрошу поехать со мной, хоть на пару дней. Посмеется, конечно, но вдруг согласится?
А что?— Он тронул карман.— Деньги есть. Не съедят же ее у нас. А папа обалдеет — это точно!»
И потом, осторожно заглянув в комнату и увидев, что девушка в брюках спит, прикрыв лицо газовой зеленой косынкой, Володя еще раз представил себе, как удивится отец, когда увидит нежданную гостью.
Посадку на рейс объявили неожиданно, в два часа ночи по местному времени. Преферансисты
принялись торопливо расписывать пульку. Женщина, похожая на тетю Фросю, прошла по коридору, задевая лица спящих полами халата, и всюду, где можно, зажгла свет.
— Па-адъем!— на армейский манер гаркнул какой-то озорник.
Кто-то ради потехи кукарекнул, кто-то выругался в полный голос.
Через полчаса недовольные и молчаливые пассажиры толпились возле темного самолета. Помахивая портфелями, подошли гражданские летчики, встали отдельно, под крылом. Долго ждали трап. Светили холодные звезды. Далеко за взлетными полосами мигали робкие огоньки спящего города. Посверкивая, как елочная игрушка, бортовыми огнями, прошел на посадку пузатый самолет. «Десятый АН, — мельком подумал Володя.— Брюхо красное — северный».
К Володе приблизился дядька-преферансист. Он, очевидно, остался в выигрыше и потому не помнил зла и был весел.
— Как успехи, лейтенант?— спросил он.
— Как генеральские погоны…— ответил Володя.
Возможность произнести поговорку, давно вертевшуюся на языке, нисколько его не порадовала.
—…одни зигзаги, и ни одного просвета,— закончил за него преферансист.
«Точно, в выигрыше»,— решил Володя.
Трап наконец подкатил, но началась канитель с проверкой билетов. Володя отошел в сторонку. Он не сводил глаз с девушки в брюках. И, почувствовав на себе его взгляд, она сама вдруг подошла к нему и сказала:
— Вы все время смотрите на меня. У меня что, костюм не в порядке? Или вы что-нибудь хотели спросить?
Володя растерялся.
— Н-нет, ничего…— сказал он.— Извините!
Девушка кивнула и отошла. Косынка, которой она прикрывала лицо, когда спала, была теперь, как пионерский галстук, завязана у нее на шее.
«Ну, авантюрист из меня!.. Оробел, не спросил даже, как зовут, олух царя небесного»,— подумал Володя, когда взглянул на нее в последний раз.
Это было уже в Домодедове, ранним-ранним синим утром. Девушка разговаривала с пожилой представительной женщиной. Она взмахивала завернутыми в целлофан цветами и смеялась. У ее ног стоял красивый кожаный чемодан.