Пианино было соседское. Девочка стояла, придерживая лакированную крышку инструмента, не решаясь присесть на высокий крутящийся табурет, и слушала. Еще и еще раз ударяла по гладкой белой клавише. Оглядывалась на дверь — не идет ли кто. Пианино было соседское, а мама говорила, что чужие вещи без спросу трогать нельзя…
А если бы у соседей оказалось не пианино, а какой-нибудь другой инструмент? Или решили бы они купить, скажем, мотоцикл на эти деньги?
Да, странно, что твоя жизнь может оказаться в зависимости от таких вот мелочей: «если бы у соседей не оказалось пианино»…
Просто смешно!
— Нет.— Люба Тимофеева категорична.— Только пианисткой я хотела и хочу быть. Всегда только играть на рояле.
Действительно, сейчас трудно представить, чтобы она занималась чем-то иным. Привычно читаешь ее имя на афишах, узнаешь о ее победах на конкурсах.
Любино детство прошло в Средней Азии, в Таджикистане. Из-за смуглости по-восточному тонкого лица Любу часто принимали за таджичку. Даже имя ее на таджикский перевели — Мухабад. Так она и откликалась на два имени… А потом соседи купили пианино. А потом Люба упросила родителей отвести ее к учительнице музыки…
Дальше — случайности. Одна за другой. Случайно поехав на летний отпуск в Москву, родители Любы опять-таки случайно узнали о некой музыкальной школе для одаренных детей. Решили, чем черт не шутит? Но, приведя дочку на экзамен, предусмотрительно купили назавтра билеты домой. На экзамене, забыв одну пьеску, Люба попыталась извиниться перед экзаменационной комиссией: мол, пьеску забыла оттого, что на поезде долго ехала.
И снова неожиданность: Любу приняли в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории. Интерната для иногородних учащихся тогда еще при школе не было. Люба осталась жить у знакомой женщины, заботливо относившейся к ней. Но все равно было очень сиротливо в большом и чужом городе. Хотелось домой, туда, где называли ее Мухабад, а во дворе росла касторка с широкими зубчатыми листьями, похожими на кленовые…
Во втором классе Люба вдруг сразу выучила очень много вещей и дала в школе самостоятельный сольный концерт. Даже ее педагог Анна Даниловна Артоболевская была несколько удивлена: до этого девочка не то чтобы ленилась, но была какая-то вялая, очень скучала по дому.
А дальше все пошло уже гладко. Маленькую ученицу ЦМШ стала приглашать для участия в своих концертах Н. И. Сац — создательница знаменитой детской филармонии. Люба выступала вместе со зрелыми мастерами: например, с Д. Б. Кабалевским в его концертах-лекциях для детей.
— Дмитрий Борисович умел обращаться с нами, как со взрослыми,— вспоминает Люба.— Советовался, спрашивал наше мнение — всерьез, заинтересованно. И никогда не было в нем никакого притворства. Конечно, это особый талант — уметь быть вот таким с детьми… Никакого смущения, страха мы рядом с ним не чувствовали. И вовсе не оттого, что не понимали, кто он, недооценивали. Нет, прекрасно понимали. Но он такой добрый, редкостный человек, что нет не только барьера его необыкновенности — даже барьера «взрослости» нет. Потому так и любят, так слушают его дети.
В девять лет Люба исполнила в Горьком Концерт Гайдна ре мажор с оркестром под управлением
Н. Рахлина. Это была ее первая гастрольная поездка. Гастроли… Сейчас Любе двадцать один год, пройдена школа, скоро будет окончена консерватория — она занимается в классе у профессора Я. И. Зака. Но все эти годы привычная жизнь школьницы, студентки прерывалась концертными поездками. Люба говорит:
— Я научилась за пять минут собирать чемодан…
Она умеет управлять собой и своим временем. Очень быстро разучивает новые вещи, объем ее концертных программ велик.
Уезжая в поездку, научись быстро собрать чемодан… А что такое жизнь гастролера, знаете?
Суматоха, вокзалы, аэропорты, возня с багажом, с билетами. А потом, на эстраде, извольте быть выше всех этих суетных дел, забудьте обо всем, приобщайтесь сами, приобщайте других к Великому, Прекрасному, Вечному. Иной раз кажется — интересная у артистов жизнь: ездят повсюду, смотрят. А сколько времени остается гастролеру, чтобы успеть увидеть людей, дома, улицы города, где ему предстоит дать концерт? Просто крохи. Бывает, приедешь утром — репетиция, прилаживаешься к инструменту, к акустике. Вечером — концерт, и сразу на вокзал, в другой город.
Перед концертом, естественно, следует отдохнуть, набраться сил — что и когда успеть? Так вот, Люба Тимофеева успевает. Пойти в музей, и не пробежать, а впитать в себя увиденное. Посидеть на лавочке двадцать минут и приглядеться к прохожим, к ритму, стилю города — когда еще в него попадешь?
— Мне трудно бывает записываться на радио, на пластинки,— говорит Люба.— Нет сцены, нет публики, и все получается по-другому, не так. Иной раз специально прошу кого-нибудь посидеть, послушать — настройщика, оператора. Без слушателей у меня будто что-то внутри замыкается, глухо играю, как автомат.
Да, конечно, хоть и властвует артист над публикой, а сам тоже в большой зависимости от зала.
И не только по аплодисментам узнает артист, как принимают, слушают его, но и по тем тончайшим, чуть ли не гипнотическим связям, которые устанавливаются между ним и залом — как ток, как линия высочайшего напряжения.
— Для меня, как, кстати, и для многих наших исполнителей,— говорит Люба,— труднее всего играть дома, в Москве. Здесь знают, что ты есть и что от тебя можно ждать, требовать. Следят за твоим развитием, ростом и срывов не прощают. Получается как с родственниками: своих не проведешь. И потом московская публика уж действительно слышала всех и вся. Трудно ее удивить чем-то. На гастролях чувствуешь себя свободней, раскрепощенней. Особенно это заметно бывает, когда за рубежом играешь русских, советских авторов. Кое-какие грехи тебе могут простить за счет интереса, новизны исполняемого.
А дома… Правда, сейчас многие наши отечественные композиторы стали как бы интернациональными. Знатоков их можно встретить где угодно, за океаном, на других континентах. Ведь как вышло с Шопеном? В последние годы на шопеновских конкурсах первые премии получают латиноамериканцы, японцы, а, казалось бы, такая чисто славянская музыка… Но, мне кажется, есть композиторы, настоящее понимание которых приходит по крови, каким-то внутренним родством. Вот наш Чайковский, особенно фортепьянное его творчество. Хотя,— Люба улыбается,— известны и исключения… В общем, трудно об этом что-то категоричное говорить. Я раньше очень много западной музыки играла. А теперь все больше хочется нашу русскую. Вот Рахманинова…
А гастроли…
— Плохо, что в поездках приходится мало заниматься,— говорит Люба.— Ломается рабочий график, не успеваешь сделать намеченное. Ну уж дома наверстываю. Сколько обычно занимаюсь?
Да весь день. Сколько есть времени, столько и сижу за роялем. Жалко только, что мало его, этого времени…
И все же, как ни мало его, времени, Люба Тимофеева научилась управлять им. Щедрость и экономность, жадность и сознательное ограничение — только так и можно побеждать.
Люба получает призы на конкурсах в Праге, Монреале, Париже, выступает на многих эстрадах мира, в городах нашей страны.
И еще, когда Любу просят где-то выступить, она всегда соглашается: играет в клубах, во дворцах культуры, в музеях, на комсомольских вечерах. Недавно Люба стала лауреатом премии московского комсомола. Можно только позавидовать тому, как ей удается все это успеть. Но Люба знает секрет, как сберечь время. Она умеет «за пять минут собирать чемодан».