Иногда мне звонят незнакомые люди, и происходит диалог вроде следующего:
— Говорят из Издательства художественной литературы. Мы слышали, что вы выручаете при поисках недостающей биографической подробности. У нас выходит книга, где упоминается писатель Александр Рославлев, но мы не можем сообщить в примечаниях, когда и при каких обстоятельствах закончилась его жизнь.
— Не кладите трубку. Через минуту я смогу сказать, имеется ли такая запись… Да, кое-что есть…
Александр Степанович Рославлев, член большевистской партии, умер от брюшного тифа 2 ноября 1920 года в возрасте тридцати восьми лет. Только не могу уточнить, где — в Екатеринодаре или Краснодаре.
— Простите, но ведь это один и тот же город.
— Разумеется. И именно в год смерти Рославлева он был переименован. Но для точности в тексте публикуемой вами справки проверьте дату переименования Екатеринодара, и если таковое произошло до второго ноября, то пишите, что Рославлев умер в Краснодаре. А то…
— Что «а то»?
— А то можете дописаться до того, до чего одна газета уже дописалась, сообщив, что Горький родился в Горьком.
Иным, даже вполне интеллигентным людям скрупулезная точность представляется излишней в изложении сведений даже о Пушкине, а не только о Рославлеве. Инженер придет в ужас от малейшей ошибки в расчете креплений. Провизор может ответить по суду за несоблюдение дозы сильнодействующего средства. Астроном исчислит, что отклонение пущенного по прямой тела на тысячную долю сантиметра при первом километре пути приведет к отклонению на тысячи километров уже на полпути к ближайшей звезде. А вот хронология якобы не нуждается в точности.
Нередко приходится сталкиваться и с таким представлением, что, мол, прошлое интересно только особо крупными своими фигурами, а поднимать из забвения «дии минорес» («малых» или вторых богов», как называли римляне менее влиятельных небожителей) — трудное дело.
Мне же кажется, что полезно помнить даже и «третьих богов».
Вот, скажем, молодой Чехов неоднократно упоминает в своих рассказах какого-то психиатра Чижа, но даже старейшие москвичи, которые «все знают», не объяснят вам, что это за Чиж, неоднократно привлекавший внимание великого писателя. Попутно скажу, что Владимир Федорович Чиж навсегда сгинул из столицы, сменив ее на уездный Юрьев, крупным профессором университета которого был многие годы. А тамошние жители, читая Чехова и зная Чижа, даже гордясь им, не очень соображали, что это и есть «тот самый чеховский Чиж».
Гиляровский не в меньшей мере, чем самыми эффективными из своих репортерских подвигов, гордился тем, что помог гоголеведам уточнить на одни сутки дату рождения автора «Ревизора». Уточнялись даты рождения и М. Горького (до революции считался 1869-й, но критик Львов-Рогачевский выяснил, что истинная дата — 1868-й) и Маяковского (теперь установлен 1893 год, ранее сам поэт считал 1894-й).
Если о людях столь недавних и столь знаменитых, как Маяковский, получают публичное распространение ошибочные сведения, сколько ж таких ошибок и маленьких (но и не маленьких) тайн осталось от отдаленного прошлого в биографиях «вторых» и тем более «третьих богов»!
Много путаницы бывает при уточнении места рождения человека, если он родился в небольшом городе. Административное деление неоднократно перекраивалось.
И если Чапаев перестал считаться «саратовским», а стал «чувашским» потому, что найдены новые данные о подлинном месте его рождения, то, например, А. Н. Толстой был «самарский», а стал «саратовским» не из-за того, что нашлись новые данные, а просто потому, что родной его Николаевск (Пугачев) перешел из Самарской губернии в Саратовскую область.
А есть и такие, которые родились «нигде». То есть невозможно указать никакого определенного пункта. Таковы футурист Василий Каменский, родившийся на камском пароходе, и актер Ваграм Папазян, родившийся на пароходе, шедшем в Константинополь.
А между тем очень хорошо, когда в той или иной области, крае, республике считают человека «своим», особо чтут его память, собирают о нем материалы. Весь мир интересуется Львом Толстым, но Тулыцина — особенно. Псковщина всегда особо внимательна к каждой детали, связанной с Пушкиным, здесь долго жившим и похороненным.
Но я лично считаю, что та область (край), на чьей территории началась жизнь известного человека, должна считать его «своим», даже если в ней он не совершил ничего значительного. Когда однажды из Винницы (на территории этой области родился Некрасов) мне довольно раздраженно ответили, что я, мол, напрасно «навязываю» им этого поэта, я тоже не без ехидства им написал, что их позиция особенно потрясла бы память о Ломоносове: хотя он ушел из родных мест еще юношей, им справедливо гордятся в Архангельске.
И следующий вопрос: кого же и за что надо помнить?
Я бы ответил так: в первую очередь хороших людей, и чем больше сделал человек хорошего, тем более следует его помнить. Но знать надо и дурных, если они сыграли хотя отрицательную, но заметную в том или ином отношении роль. Разве забыли мы имя Дантеса, какое бы негодование ни возбуждало в нас это роковое имя?
Попутно скажу, что мы как-то недооцениваем память о практических деятелях. Бывает, идешь по улице и видишь мемориальную доску, возвещающую, что в этом доме жил такой-то писатель, хотя писатель-то этот был не особо значительным. А вот о том, что тут же обитал, скажем, известный инженер или директор громадного завода,— не вспоминают.
Если ты собираешь биографические факты, работа поставит перед тобою и еще другие вопросы.
То запутываешься среди А. И. Введенских — не менее десятка носителей этой фамилии именно с такими инициалами будут проситься в твой список, включая одного митрополита, когда-то противопоставлявшего себя всей официальной церкви.
То встанут перед тобою и будут все множиться люди двух, а то и трех сфер, в каждой из которых они имеют основание быть отмеченными. К классическому примеру химика-композитора Бородина можно прибавить астронома Глазенапа, который был и авторитетным пчеловодом, автора трудов по баллистике Б. Смиренского, с примечаниями которого выходили книги стихов Веневитинова и рассказов Надежды Дуровой. А тенор Мариинского театра А. Александрович — это то же лицо, что автор книги по зоологии А. Покровский.
Есть и довольно многочисленная группа людей, о которых мы хотели бы иметь представление, хотя сами они не совершили ничего значительного. Это, так сказать, люди пассивной известности, поставленные в необычные обстоятельства. Таков, например, занимавший трон лишь в раннем младенчестве император Иван Антонович, вокруг которого плелась сложная интрига в течение всей его жизни, проведенной в заточении.
Многие годы я посвятил биобиблиографии. Мне идет уже восьмой десяток, но моя картотека по прежнему крайне неполна, хотя каждый день обогащается чем-нибудь новым.
Владимир Покровский