М.Позняев
(к 3-й странице обложки).
Теперь, кажется, взялись за кропотливое обозрение работ художников-самоучек. Как славно, что их отделили от пестрой гурьбы примитивистов и стали величать по-особенному — назвали наивными реалистами.
Откровение, вполне испытанное нами полтора десятка лет тому, при «втором пришествии» Нико Пиросманишвили, не исчерпано. Видимо, уже созрела необходимость издания толстого фолианта, подобного югославской и чешской «антологиям» народных картинок, пришла пора регулярных вернисажей — так много повсюду слышится имен забытых и новоявленных. Тем более есть к тому способные люди (например, Т. А. Маврина, написавшая книжку о мастерах из Городца, Б. Бутник-Сиверский, автор дотошного труда «Народные украинские рисунки»).
Одно грустное обстоятельство в тщании современников: повторять похвалы, высказанные впервые нашими отцами и дедами давным-давно. Такое приключилось и с Пиросмани и с Марией Примаченко, колхозницей села Болотня, что под Киевом.
Книга писателя Геннадия Гора «Константин Панков, ненецкий художник» (издательство «Аврора», 1973) познакомила любителей с художником Пайковым, познакомила наново: картинки Константина Панкова еще в 1937 году были отмечены золотой медалью Парижской международной выставки.
Панков — сын ненца и эвенки. Большую долю своей жизни он провел на Севере, занимаясь охотою и рыбарством. В середине тридцатых годов в Институте народов Севера в Ленинграде существовала художественная мастерская. Ее возглавляли А. Успенский и Л. Месс. Вместе с другими там занимался Панков.
Времени на рисование он получил мало. Когда началась война, он стал разведчиком и стрелком-снайпером. Воротиться в мастерскую ему не было суждено. Константин Алексеевич Панков был убит на Волховском фронте тридцати двух лет от роду. Картины и рисунки — наследство и завещание — сбережены его друзьями и почитателями (немногими тогда).
Один из них, Г. Гор, отобрал семнадцать работ и почтил память погибшего мастера добрым словом.
Вот перед нами книга.
Что рисовал Панков и зачем он это делал? Путь к осознанию странного мировосприятия самоучки не нисхождение, но восхождение. Я не побоюсь вспомнить об античных вазах, о японской и китайской графике. В самом деле, странные волнистые «поющие» горы Панкова с продолговатыми бурыми и черными штрихами растительности, горы туманные, будто призрачные, набирающие цветовую силу на границе с атмосферою, напомнят и по форме и по колориту свитки Сэссю, или росписи храма Цяньфодун. или разрисованные ширмы.
Но суть в невероятном изяществе простых, точнее, простоватых охотничьих сцен К. Панкова. В ощущении эстетичности бытия автора, так легко переносимой на бумагу. Вот где самое большое родство с художниками прошлых веков.
Константин Панков — реалист до корней волос. Но мало есть в наше время и таких романтиков, как он. Свои горы, деревья, облака, свои реки он описывает с такой же гордой одержимостью, с такой детской влюбленностью, как Моне — свой Руанский собор, во все погоды и времена.
Посмотрите сами, сколь обширна выдумка и сила художника, удивитесь разнообразию вроде бы повторяющегося на его полотнах сюжета. Перефразируя поэта, воскликну: многочисленные панковские охотники и рыбаки не то чтобы варьяции, но темы.
Константин Панков образовался как блестящий мастер до того, как впервые переступил порог Эрмитажа. Геннадий Гор вот что пишет: «Успенский и Месс пока откладывали эту экскурсию… именно потому, что Панков не видел раньше картин, если не считать портретов, которые висели в институте. Первую же увиденную работу большого мастера он мог воспринять как абсолют, как незыблемую норму, которой он обязан подражать, всецело подчинив свою волю законам «чужого» видения». Не произошло такого.
Спасибо учителям. Но спасибо и ученику, истинно народному таланту.
Панков — художник. Панков — композитор, музыкант. Панков — добрый и храбрый охотник. Вот он на своей картине «Весна» ловит рыбу. Крепкий, жизнерадостный человек. Цветут фантастические дерева, кусты, травы. Дрожит рябью, синим пламенем горящая река. Летят в небе птицы. Весна Константина Панкова теперь продолжилась руками его друзей.