Н. Иванова

наука и техника

Никто не научился еще обходиться без хлеба насущного. Даже те, кто во имя красоты и фигуры отказался от булок, батонов, паляниц. Однако хлеб — понятие широкое, и нельзя вместить его только в рамки хлебобулочных изделий, изготовленных из пшеничной или ржаной муки.
В научно-исследовательских учреждениях, занимающихся селекционной работой, есть отделы, названия которых звучат для нашего уха несколько странно: например, отдел серых хлебов. Под хлебами серыми разумеют ячмень, овес и рожь. Коли «посадил» вас врач на диетическое питание, то получаете вы хлеб в виде овсяных каш или отваров.
А кукуруза? Кто будет отрицать родство ее с хлебом?
Но и в привычном понимании хлеб хлебу — рознь.
Даже самый далекий от земледелия человек, и тот не мог не обратить внимание на то, что иной хлеб только-только из булочной, а уж черствый. Другой же лежит, лежит — и все как из пекарни. Или вдруг купит человек чудо-муку. Тесто из нее подъемное, пышное, хоть и сдобы не клади. А в другую опару чего ни кидай — все проку нет.
Выходит, пшеница пшенице не ровня?
Именно так. Хлебопекарную «душу» сорта составляют высокий процент протеина (усваиваемый белок) и клейковины, определяющей подъемность, «силу» муки. Но, даже обладая драгоценными этими свойствами, сорт может дать урожай, а может и обмануть надежды земледельца, подарив ему по осени каравай хоть и вкусный, да легковесный. А страна велика, и ее малым хлебом не прокормишь…
Вот и работают селекционеры — творцы новых сортов — над тем, чтобы получить хлеб отменного качества и притом гарантированный.
Гарантированный? Не слишком ли громко это сказано? Ведь нет, да и не обойдет нас стороной недород. То зноем хлеб сожжет, то дождем, то болезнью колос сокрушит. О какой же гарантии идет речь? Да и существует ли он вообще, гарантированный хлеб?
И может ли селекция дать ее, эту гарантию? Даже самый засухоустойчивый сорт при чрезмерном зное гибнет, а самый влаголюбивый не выдерживает беспрерывных дождей.
Все так. Но достоинство хорошего сорта в том и состоит, что даже в неблагоприятных условиях он дает прибавку относительно других сортов. Он будет дольше сопротивляться жарким ветрам и с дождем потягается. И, глядишь, «переспорит» погоду, дождавшись вожделенного солнца или не менее желанного ливня. Хороший сорт обладает иммунитетом к многим десяткам болезней, от которых гибнут другие сорта.
И потому, говоря «гарантированный хлеб», мы имеем в виду вовсе не чудо-сорт, что и в огне не горит и в воде не тонет (он ведь смертен, как все живое), а разумеем ту прибавку, что способен дать хлеб хорошей селекции. Прибавка эта уйдет в закрома и станет подспорьем в год неурожайный. Мы еще зависим от погоды, но можем и должны встречать беду не с пустыми сусеками. А нельзя ли добиться высоких урожаев за счет высокой культуры агротехники, обилия минеральных удобрений и мастерства пахаря? Можно. Но хороший хлеб дадут только хорошие сорта.
Преимущество селекции перед всеми иными «службами», работающими на урожай, состоит еще и в том, что, раз появившись на свет благодаря предвидению и труду селекционера, хороший сорт уже без каких-либо дополнительных затрат даст земледельцу прибавку. Даст за счет своих свойств, запрограммированных учеными. А повторенный многократно во всех районах, областях и краях, на которые рассчитан (что называется районированием), сорт многократно и повторит такую прибавку, одарив пахаря хлебом и прибылью.
Селекция — это не что иное, как выведение новых и улучшение существующих сортов…
Говорят: селекция академика Ремесло, селекция академика Пустовойта. Почему? Разве же селекция неоднозначна?
А что разумеем мы под словами: проза Толстого, проза Тургенева? Что, если не особенности стиля, языка, творчества, почерка писателя?
Стиль селекции — научный метод или методы, которыми пользуется ученый при создании сорта. Каждый идет к цели своей дорогой, выбирая свой метод, который считает в данном случае, в данной работе наиболее эффективным. Творческий почерк селекционера связывают с его именем.
Селекция всегда, во все времена хлебопашества, была в почете.
Всю историю земледелия мечтал пахарь о хлебе, которому не были б страшны болезни, сжиравшие злаковые, и который обеспечивал бы урожай. Хорошо зная, что каждой земле — свой хлеб, пахарь в мечтах видел сорт, который рос бы и в сушь и в дождь, рос бы одинаково хорошо на севере и на юге.
Но мечта потому и оставалась мечтой, что, родившись в условиях юга, сорт, как бы хорош он ни был, на севере оказывался непригодным: мороз убивал его. Не имея понятия о сортах и селекции, крестьянин еще на заре земледелия выбирал в поле растения, что выстояли зиму, бесснежье, мороз, жаркое лето. Он брал себе на пашню растения жизнестойкие. И хотел он этого или нет, он творил селекцию. Но, даже создав путем отбора хороший сорт, земледелец должен был семена размножить, повторить многократно, чтобы хватило засеять поле. Так создавалось семеноводство.
Одним из первых декретов Советской власти, подписанных Владимиром Ильичем Лениным, был декрет о семеноводстве. Этим декретом была учреждена Шатиловская Госсемкультура (в нынешней Орловской области). В ее обязанности было вменено размножать лучшие сорта местной народной селекции и продавать семена крестьянам. Это был верный путь борьбы с недородом. Возглавил Шатиловскую Госсемкультуру и опытную станцию с тем же названием академик Петр Иванович Лисицын. И ему же несколько лет спустя был выдан первый в стране патент на рожь Шатиловскую.
Кстати сказать, Государственную патентную книгу, регистрирующую открытия и изобретения, открыла селекция…
Сегодня в стране работает огромная сеть опытных станций, сортоиспытательных участков, научно-исследовательских институтов, селекционных центров, координирующих научные направления селекции.
Селекция служит тому, кто ее создал,— земледельцу.
…В середине февраля прорвался на Кубань влажный и теплый средиземноморский ветер. В одну ночь съел снег и лед, таившийся в межах. А к утру, стрельнув от натуги, сбросили с себя прошлогоднюю кору платаны в скверах города, и в первый же день стало очевидным, что подмерзло, что выстояло, где не худо бы подсеять озимые.
Но краснодарцы теплу не радовались, потому что февральское «окно» на Кубани — штука хоть и привычная, но коварная. За теплом (а температура в эти дни бывает здесь до 20 градусов) приходит обычно заморозок. Тут уж и сад и ниву береги. Убить озимые, оставшиеся неприкрытыми, — дело немудреное. И легких холодов хватит.
Но весна нынче пришла на Кубань всерьез. Солнце облило землю, обласкало хлеб, благополучно переживший зиму, и растеклось по городам и станицам края…
Командировка моя имела цель самую конкретную — Краснодарский орденов Ленина и Трудового Красного Знамени научно-исследовательский институт сельского хозяйства (сокращенно — КНИИСХ), ставший недавно еще и селекционным центром для зоны Северного Кавказа…
…В КНИИСХ съехались недавно со всего Краснодарского края агрономы. И не с пустыми руками, а каждый вез каравай. И было их ни мало, ни много — тридцать пять. Тридцать пять аппетитных, румяных хлебов. Были они как близнецы-братья. И по вкусу один от другого не отличался, хотя были испечены из разной муки. Караваи были детьми одной, общей матери. Жизнь этим хлебам дал труд одного и того же человека — дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий, депутата Верховного Совета СССР, академика Павла Пантелеймоновича Лукьяненко, автора всемирно известной Безостой-1. Его смерть недавно оплакивала вся страна.
Памятуя о том, что для каждого поля — свой сорт, земледельцы других областей страны могли лишь завидовать краснодарцам, удвоившим благодаря Безостой урожайность в крае. Но вот сорт этот с невиданной для семеноводства скоростью стал «поглощать» тысячекилометровые расстояния и отбирать посевные площади у тех сортов, что испокон веков считались в своих местах монополистами.
И везде давал «припек» к установившемуся здесь урожаю. Популярную песню о стопудовом урожае (а сто пудов —16 центнеров) теперь исполнять конфузились: Безостая одним рывком миновала тот барьер, который считался когда-то пределом, мечтой.
К удивлению всех (и пахарей и науки, следившей за Безостой пристально и ревниво), она стала наращивать урожайность, проявив ценнейшие для сорта свойства: удивительную отзывчивость на агротехнику и удобрения. Кубань, где родилось движение за высокую культуру земледелия, дивила страну, дав в 1970 году по 36,6 центнера с гектара. Это на полутора-то миллионах гектаров! (Здесь следует сказать в скобках, что Безостая оказалась как бы лакмусовой бумажкой, которая безошибочно характеризовала крестьянина, рачительный он хозяин или нет: стоило ему «согрешить» в агротехнике, и сорт сбавлял урожай.)
Заняв колоссальные посевные площади в Союзе, Безостая пшеница Лукьяненко перешагнула наши государственные границы, разместилась на колоссальной ниве Европы и по занятой под посевом территории спокойно и уверенно вытеснила с первого места в мире всех «конкурентов» — сорта иноземных селекционеров, еще недавно не подозревавших о существовании русского хлеба.
А он, этот русский хлеб, приобрел симпатии миллионов крестьян, завоевав в международном сортоиспытании (которое оценивает достижения всемирной селекции и, по существу, является самым авторитетным сортоконкурсом) первое место по урожайности и пластичности. (Пластичность — не что иное, как то вожделенное качество хлеба: приспосабливаться к условиям самым различным.)
Стало быть, сорт, о котором мечтал хлебороб, создан?
И да, и нет.
Да — потому что уж очень много в Безостой от хлеба «из мечты». Нет — потому что современное земледелие предъявляет к сорту все новые требования. И селекционер обязан смотреть нынче даже не в завтрашний день, а в дали куда более дальние…
Сегодня лукьяненковцы (так называют себя ученики и последователи академика) творят хлеб будущего. Но его черты видны в реальных пшеницах, уже созданных, районированных и еще проходящих сортоиспытания. Венгрия, Болгария, Румыния, Польша, Чехословакия, ГДР, не говоря уже о колхозах и совхозах нашей страны, сеют новые, «завоевавшие» земледельца своей урожайностью сорта П. П. Лукьяненко — Аврора и Кавказ, выведенные на основе Безостой и улучшившие высокое качество ее и урожайность. 134 тысячи гектаров, засеянных в Краснодарском крае Авророй и Кавказом, дали в 1971 году кубанцам дополнительный доход в пять с половиной миллионов рублей.
Но уже задолго до этого селекционного триумфа, прослышав, что у Безостой появились чудо-сестры, ринулись в КНИЙСХ председатели и агрономы колхозов со всех концов страны, чтоб получить заветные зерна: в краях, отдаленных от Кубани, Безостая «прижилась», стало быть, Аврора и Кавказ там тоже «приживутся».
Еще Безостая-1 славилась удивительной своей отзывчивостью на полив. Аврора и Кавказ и районировались как сорта интенсивного типа (дающие высокие урожаи) для влажных районов Северного Кавказа и орошаемых районов степи и лесостепи Украины, Закавказья и Средней Азии: Новые сорта Лукьяненко еще больше приблизились к тому аграрному идеалу, что звался испокон веков у пахарей «хлебом для всех».
Но, может, это счастливая удача — такие сорта? Может, к рождению Безостой привела случайность? Может, здесь ни при чем предвидение, программирование?
…Долог путь к сорту. Раньше мерой его были десятилетия. Ибо всю свою историю селекция была зависима от природы: как ни работай, а больше одного поколения растений в год не получишь.
Нынче селекционеру служат теплицы и фитотроны, искусственно создающие нужный климат, служат специальные сеялки, комбайны и жатки, каких на обычных полях не встретишь.
Но, сократив время, селекция сути своей не изменила. Посеяв, ученый ждет результаты. Скрестив, тоже ждет. А, получив долгожданный гибрид (или сорт), выбраковывает все, что не оправдало его надежд.
Путь к сорту — годы радости и отчаяния. Иной дороги нет.
В чем же секрет метода Лукьяненко?
В гибридизации, скрещивании. Она дает удивительные соединения наследственных качеств в одном организме. Скрестить растения можно половым или вегетативным путем. В селекции злаковых обычно выбирают первый путь. Лукьяненко проводил гибридизацию внутри вида, закрепляя в гибридах лучшие свойства многих поколений, причем поколений самых разных растений — ведь вид включает в себя и элитные, (есть самые лучшие) пшеницы и диких их родственников, экологически отдаленных и различных, то есть произрастающих в разной среде, в разных условиях.
Но, получив гибриды путем такого скрещивания, селекционер безжалостно отбирал, выбраковывал (и в этом суть индивидуального отбора) растения слабые, неперспективные, оставляя лишь те, в ком желаемые качества налицо.
…Только какой же секрет этот метод, — коли работы Лукьяненко всегда были на виду, если гласность сопутствовала трудам академика, если КНИИСХ — координатор страны по созданию пшениц для поливного земледелия и его работа — ориентир для селекции таких пшениц!
Сегодня Кавказ и Аврора дают в производстве до 60 и даже более центнеров с гектара, а на отдельных полях — 70—80 центнеров. А при поливе урожай переступит так называемый биологический барьер, долгие годы определявшийся ста центнерами с гектара.
Впервые в мировой практике семеноводства новые сорта за один год после районирования заняли в стране площадь в 200 тысяч гектаров, а в прошлом году 2 миллиона гектаров хлебного поля Союза были отданы им.
Высокий урожай стал реальностью. На очереди — создание короткостебельных пшениц для поливного земледелия.
Земля и удобрения должны кормить колос, а не солому. Соломина должна быть короткой, но прочной.
Вот по какому пути идет мировая селекция. Именно такой хлеб ждет земледелец. Он ждет полукарликовых пшениц для орошаемого земледелия.
Уже есть Безостая-2, улучшившая Безостую-1… Уже находятся в сортоиспытании Загадка-44 и Надежда-45.
И вдруг институт удивляет сортом неожиданным: зимостойкая Краснодарская-39. (Авторы — Лукьяненко и один из его молодых учеников, Ю. М. Пучков.)
— Батюшки,— ахают аграрники,— где ж они вывели такой сорт? В Краснодаре и зимы-то не бывает…
Это как сказать… Случается, что и на Кубани лютуют заморозки, и тогда озимым приходится туго.
И не раз краснодарцам приходилось пересеивать убитую холодом пшеницу…
…Можно ли создать сорт, которому «минусы» на градуснике не страшны, можно ли научить пшеницу и бесснежье побеждать?..
Краснодарская-39 прошла испытания суровыми зимами и дала прибавку в сравнении все с той же Безостой-1 по три центнера с гектара.
В кубанском хлебе 1973 года есть зерно и Краснодарской-39. Сотни сортов служат нашему достатку, и среди них — знаменитая Безостая-1. Вот уже 14 лет она ежегодно приносит стране доход, исчисляемый в миллионах рублей. Только в 1970 году сорт этот высевался в стране на площади в 7 миллионов гектаров. И только за счет его урожайности мы получали дополнительно зерна на 273 миллиона рублей. Так служит изобилию один сорт Лукьяненко.
Один из сортов в великом разнообразии хлебном.
Но сорт — еще не все.
…С осени у соседей озимь удалась на славу… Сильная, ровная. И кубанские председатели, с тревогой и завистью сравнивая свои хлеба с ростовскими (а области именно здесь подходили друг к другу встык), корили теперь себя, что не рискнули посеять пшеницу в ранние сроки, под дождь. Уж больно хорош был соседский хлеб и неказист свой собственный. Сейчас это поле тянуло к себе, как магнит, не давало спать по ночам и все ворошило и ворошило одну думу: «Прогадали… Нужно было рискнуть». Но помнилось и то, что были уже у соседей поначалу такие же ладные хлеба, а потом вдруг хирели и урожай давали не ахти какой. И чтоб укрепить надежду — «Должен же и наш хлеб выровниться!» — гоняли председатели в это плотное предпосевное время в Краснодар, в институт, по рекомендации которого и посеяли в оптимальные сроки, то есть сроки, определенные учеными и практиками, как самые выгодные для развития и роста пшеницы. И в десятый раз выслушивая доводы директора института Т. С. Дубоносова и соглашаясь с ним, все же по-крестьянской привычке сомневаться переспрашивали скорее себя, чем его:
— Так думаешь, Тимофей Семенович, обойдется?.. Догонит наш хлеб?
И директор, уставший говорить то, что десятки раз уже говорил, сбивший себе и гостям ноги, пока обходили опытные поля института, твердил:
— Ждите, мужики, осени…
А сам гасил улыбку, чтоб ненароком не обидеть председателей. Он-то знал, на чьей стороне правда…
…Рано посеешь — рано возьмешь… Истина простая.
А за ней то желанное, ради чего и идут на риск.
Возьмешь рано — и не страшна уж тебе засуха, готовая иссушить наливающееся зерно, и град нипочем, коли хлеб в закромах, и дождь может лить ливмя, а ты уж кум королю, сват министру… Нет, что ни говори, а «рано» — штука соблазнительная. Ведь бывает, да и частенько, отсеются хозяйства в самые первые сроки — и ничего, хорошо растет пшеница: и из-под снега озимая вышла красавицей, хоть и высока вымахала, а не попрела, и в колос хорошо пошла, и хлеб дала. И коли год был удачный, грех не рискнуть снова: авось, снова не потеряем хлеба и урожай соберем знатный. И сеют.
У краснодарцев на этот счет своя точка зрения. Идет пшеница на удивление всем, обещая дать по 40 центнеров. И уж в налив пошла. А колос вдруг вместо того, чтобы силу набрать, жухнет, морщится, костенеет. (Так случилось в 1972 году в Одесской и других областях юга Украины.) Что за напасть! И у соседей, оказывается, беда та же. И думают, гадают, прикидывают председатели и агрономы: где, как, когда «упустили» хлеб. Роняют горькие слова: «Эх, попалило пшеницу… нет влаги… тяжело хлебу… Засуха… подсушило… может, с подкормкой проморгали…»
И перебирают десятки других причин: они-де и погубили хлеб на корню. И только ранний сев оставался вне подозрений: ведь перезимовала пшеница хорошо; какой уж тут предъявишь счет к сроку?
Краснодарцы рассказали мне об одном ростовском директоре совхоза, который готов был выть от горя, когда на глазах у него без всяких видимых на то причин стала гибнуть пшеница. Кубанцы, у которых поля к тому времени стояли сильной стеной, понимали соседа. А приехавший по их просьбе Дубоносов, едва взглянув на пшеницу, сказал обезумевшему от беды директору:
— Садись в машину!
Тот было заупрямился. Но Дубоносов приехал не один, а с молодыми хлопцами, научными сотрудниками, которые полушутя, полусерьезно сказали:
— Вот что, друг: не поедешь — свяжем и повезем…
И он поехал с ними, оставляя и душу и сердце свое в потускневшем, с белесыми полосами по листьям хлебе.
Целый день ходил он по тем полям института, где были заложены опыты с разными сроками посева. Целый день смотрел и выспрашивал, трогал руками пшеничные стебли и листья, и все ругал себя последними словами за веру в «авось», за слишком ранние сроки посева, за то, что нес напраслину на удобрения и влагу. А, прощаясь, тихо сказал:
— Выходит, что вот этими самыми руками пять лет портил я хлеб… — И, хлопая дверцей машины, с темным, постаревшим вдруг лицом подвел разом черту подо всем, что мучило и палило огнем его хлеборобскую душу:— Внукам и правнукам закажу: не хитри с природой! Не сей слишком рано!
Но почему? По каким таким причинам ранний сев озимых — риск? И не перестраховка ли это — оптимальные сроки? Ведь никто ж не оспаривает, что и ранний посев может дать добрый хлеб.
В том-то все и дело, что может дать, а может и нет. А как узнать, где найдешь, где потеряешь? И чувствуя, что дело здесь зыбкое, неверное, еще и в те времена, когда о хозяйстве судили по тому, чем раньше и быстрее оно отсеивалось, тянул хлебороб срок озимого сева. А когда проволочки становились очевидными и чуть ли не за горло брало начальство уличенного в промедлении председателя или агронома, тот «выкладывал» последние козыри свои:
— Не буду сеять рано. Я свою землю знаю… Я на ней жизнь прожил… Не даст она хлеба… коль в такие сроки отсеешься…
— Но отчего?
— От того самого, что под снег пшеница уходит высокой, сильной… И преет под белой шубой… А гниль еще никому хлеба не дала…
Разумно и доказательно. Только если согласиться с таким земледельцем, то выходит, что главный риск при ранних севах — зимовка. А уж коли зима миновала и весна морозцем зелень не ударила, значит, все опасности проскочил удачливый хлебопашец.
Ан нет… Знали председатели, что и перед наливом да и в самый налив мог погибнуть ранний хлеб.
Видели агрономы, как ячмень и пшеница, благополучно пережившие зимнюю стужу и выстоявшие от осени до весны, вдруг по неизвестным причинам начинали куститься, образуя раскидистую розетку, и поле разом приобретало жалкий, неухоженный вид худосочного пастбища. И притом (а это тоже было замечено не одним земледельцем) случалось такое превращение только с озимым хлебом, посеянным в сверхранние и ранние сроки. Иногда беда выбирала из десятков хозяйств одно. И председатель в таком случае и не пытался искать корней несчастья нигде, кроме собственной своей нерадивости, изводя и себя и колхозников за несуществующую вину.
Двенадцать лет назад плешины закустившейся пшеницы испортили на Кубани множество полей.
Будто невиданных размеров лишай разъел лицо краснодарской житницы. Беда отдельных хозяйств стала бедой общей.
Поволжье и Молдавия, Московская, Ленинградская, Воронежская области, Украина и Казахстан забили тревогу: странный, «выродившийся» хлеб стал гостем и на их полях.
Почему же умирала пшеница? Ответить на это могла только наука.
Что ж вызывает беду? Может быть, вирус?
Ученые подтвердили предположение — вирус, имевший на экране электронного микроскопа безобидный вид толстой палочки. Но, как и когда вирус проникал в растение? Где тот единственный проход, через который он внедрялся, отворяя затем болезни даже не двери, а врата?
Принимаясь за разгадку странной болезни пшеницы, Тимофей Семенович Дубоносов и его коллеги рассуждали примерно так: резко скостив урожай, болезнь (а теперь она уже не могла считаться таинственной, так как вирус, вызывающий ее, был найден) нанесла удар не только валовому сбору, но и качеству зерна. Так что вполне естественно было предположить, что зерно само несло в себе болезнь. А стало быть, сеять такое зерно — значит множить болезнь, повторяя ее из года в год.
Опыты, проведенные на экспериментальной базе КНИИСХ, в колхозе «Родина», Павловского района, и на госсортучастке, доказали обратное. Безостая-1, высеянная семенами самого первого срока посева, где наблюдалось стопроцентное поражение вирусными болезнями, дала здоровое поколение. Десятки раз повторенные опыты укрепили исследователей в мысли: вирусные болезни озимой пшеницы не передаются семенами. Заражение могло произойти только с помощью переносчиков — насекомых.
И тогда снова был поднят вопрос о раннем и сверхраннем посеве.
Но теперь никто не искал причин гибели урожая в том, как перезимовал хлеб. Под наблюдение брался тот период, когда хлеб становился собственно хлебом. И когда полный сил колос вдруг начинал вырождаться…
Беду искали долго, а нашли неожиданно, «заподозрив» (на всякий случай, чтоб исключить из круга переносчиков болезни) крохотное насекомое — цикадку.
Период массового появления цикадки на полях совпадал с периодом появления всходов пшеницы, посеянной в ранние и сверхранние сроки. Насекомое — переносчик вируса превращалось в пшеничную смерть, стоило ему лишь единожды проколоть нежную листву. Хлебу, посеянному в сроки оптимальные, подобные беды не грозили. Все стало очевидным.
Но единственный ли цикадка — переносчик вирусной болезни? Может, есть и другие вирусы и другие переносчики?
Сегодня, как доказали ученые — вирусологи института, дело обстоит так: озимая пшеница и ячмень поражаются вирусами полосатой мозаики пшеницы, мозаики пшеницы, желтой карликовости ячменя и другими. Переносчики — цикадка, тля и клещи. Как же избежать гибели хлеба? Краснодарские ученые выпустили брошюру с практическими рекомендациями хлеборобу. Вот выводы из нее: Посев озимой пшеницы следует проводить только в строго оптимальный срок. Лишь тогда можно рассчитывать на высокий урожай. Падалица колосовых культур и злаковые сорняки — вместилище вирусов и место обитания цикадок — подлежат уничтожению не только на полях, где высевалась пшеница, но и на соседних.
Говорят, обжегся на молоке — дуй на воду. Погубил хлеб ранним посевом — сей в оптимальные сроки. Ясней ясного. Но как же быть с Озимой, которая сеется вместе с бобовыми на зеленый корм? Не станет ли такое поле вместилищем цикадок — переносчиков вируса? Не отказываться же от ценнейшего корма, богатого витаминами и каротином?
Если откровенно: коли такая возможность была бы, лучше не сеять. С ранним и тем более сверхранним сроком дело иметь опасно. Но поскольку проблема кормов еще ждет своего решения, выход только один — вместо пшеницы сеять рожь. Она устойчивее к вирусам.
Только оптимальный срок посева озимых (для каждого сорта и края, для каждого
района он свой) дает хлеб гарантированный. Это не домыслы. Это доказано наукой, подтверждено практикой.
Ранний сев при всей заманчивости — дело рискованное. А риск и современное земледелие должны стать понятиями несовместимыми…
…В Краснодаре это поняли… Может, и потому тоже Кубань нынче собрала хлеб отменный…