Долги наши 1-2

1
Снова в Комары пришли на постой партизаны. На второй день после их прибытия Варвару вызвали в штаб. Вернулась она оттуда скорбная и как будто пришибленная. Остановившись у порога, оглядела внимательно хату, словно попала сюда впервые, и произнесла печально-торжественным голосом:
— Ну вот, детки, подошла и наша очередь сидеть без молока. Забирают нашу Зорку.
Каролина, готовившая корове пойло, заплакала; захлюпали и остальные девочки.
— А, досыть вам уже! — досадливо воскликнула Варвара.— Чего распустили нюни? Люди давно уже без коров перебиваются. Наша одна на всю деревню осталась. Сказать по чести, мне даже соромно перед другими, что одни мы едим молоко. Ладно, что уж… Кормить же партизан надо… Ты, дочка, давай, обиходь ее, напои, подои в последний раз и отведи к Макаровой хате — там у них начхоз живет.
— Ой, а ты сама что? — испуганно вскрикнула Каролина.
— А я, дочка, не могу. Боюсь, плакать буду. А плакать не трэба.
— Я тоже заплачу, мама.
— Ты помоложе, у тебя нервы покрепче, собери их в кулак и не плачь.
— Ну, развели сырость! — вмешался Лявон, чинивший у окна свои лапти.— Нервы у них, подумаешь! Давайте скорей доите, я сам отведу.
Варвара пристально посмотрела на сына.
— Вот лиходей, каб тебя в лужине потопили! И в кого только такой бессердечный?.. Ну, веди, коли не жалко. А ты все-таки тоже иди с ним,— повернулась она к Каролине.— Там должны бумагу выправить и… это… внутренности хозяевам отдать… и голову.— Варвара опустила глаза и горестно сказала:— Что поделаешь, дочушка, время лихое настало, приходится каждую кроху подбирать… Возьми ведерко и мешок.
— Ты что? — крикнул Лявон.— Мы двое не донесем! Хай вон еще Белька пойдет.
Лявон-то брякнул, не подумав, его беспокоило только одно — чтоб поменьше тащить, а они трое — Варвара, Каролина и Велик — понимали: если пойдет Велик, то и ему надо выделить долю. Вот почему он молчал, в помощники не набивался и старался не смотреть на Варвару. Во взгляде Каролины, вопросительно устремленном на мать, читалось: «Как же, мама, мы будем есть, а они нам в рот глядеть?» Варвара прочитала этот взгляд и, поняв, что, конечно же, так и так придется поделиться с беженцами, махнула рукой, не сумев все же скрыть досаду:
— А, каб вас усех раки зъели! Иди, Велик, с ними.

2
Вернувшись, дети застали в хате постояльцев — двоих мужчин в невообразимо ветхом и рваном красноармейском обмундировании, один в разбитых веревочных лаптях, другой в чунях из автомобильной покрышки. Они сидели за столом, чистили и ели горячую картошку, парившую перед ними в чугунке. Варвара пристроилась неподалеку на лавке и, подперев кулаком подбородок, смотрела с любопытством и некоторым недоумением, но с расспросами пока не лезла: уж очень жадно глотали они обжигающие лупёники.
— Что так глядишь, хозяйка? — спросил пожилой, с круглым морщинистым лицом и воспаленными, слезящимися глазами.— Непонятно, что за люди?
— А и правда, что непонятно,— охотно подхватила Варвара.— Партизаны — так не: таких обтрепанцев среди них николи не видела, да и без оружия. Беженцы, так опять же не: по одежке вы вайскавцы.
— Войсковцы, войсковцы, хозяйка,— подтвердил пожилой, налегая на еду.— Только временно выбывшие из строя.
— Из плена бежали,— пояснил второй, совсем еще молодой, заросший не щетиной, а каким-то несерьезным младенческим пухом пыльного цвета.
— Говорят, вельми лютует над пленными?
— Лютует, сволочь,— сказал пожилой.— Да он не только над пленными. Мы, пока добрались до партизанской зоны, нагляделись…
— Как же вам-то удалось вырваться?
— Да чудом, как же! Мы оборонительную полосу ему строили. Ну, и послали нас, группу девять человек, за бревнами. Только отъехали от станции, где работали, налетели наши. Бомбили они укрепления, а нам досталась случайная бомба. Все полегли — и охрана и пленные. А меня отшвырнуло не знаю уж на сколько — далеко, одним словом,— ударило о землю, но ничего, без повреждений. Только в голове потом шумело и с неделю глухой был. Постепенно прошло.
— Так вы не вместе? — Варвара посмотрела на молодого.
— Нет, с Васей мы в лесу встретились,— ответил пожилой.
Варвара выждала некоторое время — не расскажет ли сам, без просьбы, но Вася молчал, и она спросила его:
— Ну, а ты как?
— Прошу прощения, такое же чудо.— Голос у него был тихий, как у больного, и чем-то знакомый Велику. Высунув голову из-за занавески, он всматривался в его лицо, но не мог признать.— Вели по лесной дороге, я выбрал момент, прыгнул в кусты и бросился бежать. За мной гнались, стреляли, но мне повезло. А я, признаться, не рассчитывал на удачу. Шел ва-банк, терпеть уже не было сил… Извините, пожалуйста, не найдется ли у вас чем побриться?
Варвара вздохнула: Вася явно не хотел вдаваться в подробности. Она достала из сундука опасную бритву, помазок, стаканчик и мыльницу. Пожилой, взглянув, воскликнул:
— Ого, даже и обмылочек сберегла! По нонешним временам роскошь. Хозяин вернется и сразу — пожалуйте бриться. А?
— Не вернется.— Варвара махнула рукой без всякого выражения.
Вася спросил:
— Простите, пожалуйста, ваш муж погиб?
И опять показалось Велику: знаком ему этот слабый, как у больного, голос. Он напряг память, начал перебирать события, встречи, что были в его жизни, и не слышал, что ответила Варвара и о чем они говорили еще.
Так ничего и не вспомнив, Велик оделся и вышел на улицу. Большими сочными хлопьями валил снег, в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть.
Великом овладела безысходность: казалось, снег хоронил и память о прошедшем и последние надежды.
Промерзнув до костей в своем суконном пиджачишке, перешитом из Катеринина зипуна, стряхнув с непокрытой головы и плеч снежные пуховики, Велик вернулся в хату.
Там в его отсутствие появился еще один гость. В табачного цвета румынских брюках, ботинках с крагами, он сидел за столом перед беглыми пленными и, время от времени трогая рукой свою густую черную шевелюру, говорил высоким красивым голосом:
— Это, конечно, замечательно, что вы сбежали от фашиста, великолепно, что не нырнули в кустики отсидеться, а решили выполнить свой долг, но посмотрите, на кого вы похожи! Чучела огородные! Воевать-то надо было сразу, как вырвались, и к нам прийти уже с автоматом, и в крепких сапогах, и в приличном мундире. Вы надеялись, что партизаны вас и вооружат и обуют-оденут? А у нас ведь ни швейных фабрик, ни военных заводов нет. Мы у фашистов снабжаемся в основном.
Пожилой сидел, опустив глаза, а Вася смотрел говорившему в лицо и кивал после каждого слова.
— Прошу прощения, товарищ комиссар. Вы все очень верно говорите, я сам об этом думал. Но, если честно… надевать фашистские тряпки противно. Поймите меня правильно, пожалуйста…
Теперь, выбритого, Велик узнал его. Белобрысый, щуплый, маленький человечек с тоскующими глазами. Тихий, слабый, как у больного, голос: «Прошу прощения, господин старший лейтенант… Пять суток ареста, пожалуйста. И запомните: да, мы теперь армия, Русская освободительная народная армия… А теперь к вам, господин лейтенант. Будьте добры, возьмите два взвода, займите деревню Щеглы и сожгите ее, пожалуйста».
«А если у него пистолет?» — мелькнула предостерегающая мысль, но как бы в отдалении и как бы не относящаяся к делу,— мелькнула и погасла, не оставив после себя тревоги.
Велик подошел к столу и, указывая на белобрысого Васю, сказал напряженно зазвеневшим голосом:
— Товарищ комиссар, это «народник»1(Ироническая кличка власовцев в Белоруссии), офицер из бригады Каминского.
Он видел, как вздрогнули все трое. Комиссар схватился за кобуру на бедре, белобрысый — за ремень на левой стороне живота, где прежде, по немецкому обычаю, носил пистолет.

Журнал «Юность» № 6 июнь 1981 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Share and Enjoy:
  • Print
  • Digg
  • StumbleUpon
  • del.icio.us
  • Facebook
  • Yahoo! Buzz
  • Twitter
  • Google Bookmarks
Запись опубликована в рубрике Здесь твой окоп, Литература. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *