Два рассказа

Владимир Малыхин

Из цикла «Замоскворечье»

МОРСКИЕ ВОЛКИ
…В нас был наивной гордости излишек.
И за поход на яхте в Петергоф
Во всем сословье уличных мальчишек
Лишь мы носили титул моряков.
И те, кто вместе с ними полюбили
Свирепых ураганов голоса.
Дорогу в лавку мерили на мили
И из простынь кроили паруса.
Юрий ИНГЕ

Замоскворечье не Петергоф. У наших домов не плескались морские волны. И большинство из нас никогда моря не видело. Но все мы мечтали о море и бредили морскими просторами.
Особенно тяжело мы «заболели» морской болезнью после кинофильмов «Мы — из Кронштадта» и «Балтийцы». Сразу отошли на задний план путешествия Кука и Крузенштерна, даже Синоп и Севастопольская оборона.
Теперь любовь к морю определялась «Авророй», Кронштадтом, Железняком. Мы, конечно, обо всем этом знали и раньше. Но ведь можно долго знать девушку, а влюбиться в нее вдруг. Так случилось и с нами. В моду быстро вошли брюки-клеш шириной тридцать два сантиметра, тельняшки и кепки-восьмиклинки с маленьким козырьком. Почти бескозырки. По инициативе Пеки Смирнова был образован флотский экипаж. Был выработан устав экипажа. Мы должны были дежурить в парке имени Горького и следить за порядком на набережной. В случае надобности оказывать помощь осводовцам на Москве-реке. Предупреждать, а если надо, физически объяснять некоторым подвыпившим штатским лицам, что к чему. Но, конечно, не ябедничать на них.
Мы ходили по набережной обычно всем экипажем во главе с Пекой-адмиралом. Походка у нас стала морская, вразвалку. Мы ходили, покачиваясь, и напевали;
…Далека ты, путь-дорога.
Выйди, милая моя.
Мы простимся с тобой у порога.
И, быть может, навсегда,
На уроках мы тайком усиленно изучали морские термины. Даже девчонки. Хотя их в экипаж мы, конечно, не принимали. Это было оговорено специальным пунктом устава. Но они все же считали себя морячками.
На большой переменке можно было услышать, как староста нашей группы Рита командовала дежурному: «Вахтенный! Строй в кильватер! Веди в камбуз!»
Некоторые пижоны дразнили нас сухопутными моряками. Тогда происходил такой разговор.
— Это кто же сухопутный моряк? — спрашивал кто-нибудь из наших. — И тут же расстегивал еще одну пуговицу на рубашке, чтобы видней была тельняшка.— А ну, давай обратный румб. А то, как бы не треснули твои шпангоуты!
Разговор обычно заканчивался без применения морских приемов. Героический вид и решительная поза действовали отрезвляюще на зазнавшихся сухопутных скептиков. Они быстренько «отдавали концы».
Несмотря на то, что девчонок мы в экипаж не принимали, они относились к нам куда благосклонней, чем к другим ребятам. Охотно ходили с нами в кино. И даже иногда целовались, когда в зале гасили свет.
Помню, под Новый год адмиралу была передана записка с пометкой «Читать ровно в 24-00. Не раньше!». Пека, конечно, прочитал записку немедленно. И показал ее нам.
В этом ничего нескромного не было: записка предназначалась всему личному составу флотского экипажа.
В записке было написано:
«Дорогие мальчики!
Мы желаем вам всем быть героями-моряками и орденоносцами, как капитан Воронин. Учитесь только на «отлично» и найдете себе верных подруг на всю жизнь.
Рита В. Наташа П.
Люся Ш.
Шура Г.
Майя З.
В нашем классе была только одна Рита В., так же как одна Люся Ш., Наташа П., Шура Г. и Майя З. Поэтому мы без особого труда догадались, кто хочет стать нашими верными подругами на всю жизнь.
Но мы не задирали нос. Мы были скромными ребятами.
Однажды летом, после экзаменов, седьмой класс «А» и седьмой класс «Б» поехали на экскурсию по каналу Москва — Волга.
Было весело и солнечно.
Мы сидели на палубе и пели девчонкам под гитару морские песни.
Нам, правда, было немножко жарковато: шерстяные клеши, тельняшки и восьмиклинки не для жаркой погоды. Куда лучше было бы в трусах и майках!
Но форма есть форма! И мы терпели.
Адмирал пел:
…Мы шли на вест,
несли врагу гостинцы.
Но враг не спал,
оберегал свой стан.
И вот взлетели в воздух три эсминца
На минном поле хитрых англичан.

Это была песня шотландских моряков. Ее где-то раздобыл адмирал. И она нам понравилась.
Девчонки слушали и смотрели на нас влюбленными глазами.
Скоро теплоход причалил к берегу. Молодой массовик посмотрел в записную книжку и крикнул:
— Ребята! По расписанию во время стоянки должны быть проведены следующие мероприятия: волейбольное состязание, игры и песни на лужайке, водные процедуры. Во время процедур будьте сознательными. Плавайте, не отходя от берега!
После этого состоялись напряженные матчи между мужскими и женскими волейбольными командами седьмого «А» и седьмого «Б».
— Теперь приступим к водным процедурам! — крикнул массовик — Мальчики — на мужской пляж, девочки — на женский!
Мы побежали на мужской и бросились в реку.
Купались долго. Плавали и ныряли вдоль и поперек канала. Массовик кричал: «Не отходите от берега! Будьте сознательными!»
Потом плюнул, махнул рукой и пошел под грибок «Пиво — Воды».
Купались все, кроме Шурика Беспалова и адмирала. Они сидели на берегу. Шурик говорил:
— И охота же людям в такой мути купаться! Еще подцепишь что-нибудь. Верно, Пека?
Пека молчал.
Наша старена Рита внимательно посмотрела на него и вдруг сказала;
— Ну и что! Ну и ничего! Я где-то читала, что адмирал Нельсон тоже сначала не умел плавать. Потом научился. Правда, правда!
И она покраснела. Рита в классе тоже краснела, когда не очень хорошо знала урок.
Пека оглядел личный состав флотского экипажа и тихо сказал:
— Хватит травить! Пошли на посудину!
И мы пошли за ним к теплоходу.
Всю обратную дорогу Пека молчал. Мы тоже. Потом он сказал;
— Судовой журнал заройте в сарае! Экипаж распускается!
Он надвинул на брови восьмиклинку и отвернулся.
Это была последняя команда адмирала.
— Точно,— отвечал адмирал, — Но я бы все-таки искупался, если б не чирий на пояснице. А ты — давай!
— Да нет, что-то неохота. В другой раз, А у тебя большой чиряк?
— Большой,— сказал Пека — С кулак.
— У-у-у, — сказал Шурик. — Тогда, конечно. Не надо. И я не буду. За компанию.
Мы вышли из воды и подошли к ним.
— Вы чего это?— спросили мы.
— Да вот у него чиряк, а я — за компанию, — сказал Шурик.
Подошел сухопутный пижон из седьмого «Б», Митька Сверчок. Он сказал:
— Не чиряк у вашего адмирала, а плавать он не умеет. И Шурик тоже.
— Ну, ты не очень! Не очень, — сказал Шурик.— А то шпангоуты…
— Брось! Давай поднырнем, кто дальше, — обратился Сверчок к адмиралу.
Пека молчал.
Мы быстро оделись и пошли к пристани.
По дороге нас догнали девочки. Сверчок не унимался:
— Девчата, а адмирал-то плавать не умеет!
— Не трепись. У него чиряк,— сказал Шурик.— А я — за компанию.
Мы поддержали:
— Ты бы сам попробовал с чиряком. Герой на коне!
…Через три года, в сорок втором, Пека Смирнов сгорел в танке.
Он так никогда и не увидел моря, наш Пека, строгий наш адмирал…
Из всего «флотского экипажа» только Шурик Беспалов стал моряком. После войны он остался во флоте. Теперь он наверняка стал настоящим морским волком. Где ты, Шурик? На каких широтах? Отзовись! Адрес старый: Замоскворечье, Вовке-боцману.

Как Фидель Кастро выручил Федю Сорокина
На всякой улице есть своя знаменитость. На нашей тоже. Это слесарь Федя Сорокин. Ему восемнадцать лет. В прошлом году он завоевал первое место среди юношей я районном чемпионате по боксу. Его стали всюду сопровождать юные болельщики. Даже в баню. Федя сначала стеснялся. Потом привык. Человек ко всему привыкает. Тем более к славе. Иногда Федя, уступая настойчивым просьбам болельщиков, рассказывал во дворе о своих победах на ринге. При этом он всегда скромно говорил:
— Дело нехитрое. Тренировка плюс воля к победе,
Но когда во двор выходила студентка консерватории Валя Журавлева, Федя замолкал. Из прославленного чемпиона он сразу превращался в нокаутированного боксера-неудачника» Без всяких признаков воли к победе. Но однажды он все же проявил такие признаки. Федя сказал Вале:
— Приглашаю вас на встречу по боксу. Высший класс. Между прочим, сам тоже участвую. В третьей паре.
— Благодарю,— ответила Валя.— Но бокс не мой идеал.
— Ясно,— сказал Федя. И, сам не веря в свой героизм, спросил: — А кто же ваш идеал?
— Надо читать газеты,— сказала Валя, И повернулась на каблучках-«шпильках».
— Про бокс тоже, между прочим, пишут в газетах! — крикнул Федя ей вслед.
— Возможно,— ледяным голосом ответила Валя. Мальчишки, которые издалека видели эту сцену, были оскорблены до предела.
— Тоже нам королева на «шпильках»!.. Посмотрела бы, как он дал вчера нижний апперкот Минькову! Сразу бы запела: «Феденька, Феденька!»
А Федя мучительно думал: «Почему она про газеты? Что я, не читаю газет? «Комсомолку» и «Советский спорт» — каждый день». Несколько дней, правда, Федя не очень внимательно читал газеты. Но на это была причина: готовился к состязаниям.
Дома вечером он самым внимательным образом прочитал газеты за последние дни. Даже передовые статьи. Но так и не понял, на что намекала зазнайка Валя. Честно говоря, он даже на какое-то время забыл про Валю. Причиной тому были события на Кубе. Газеты сообщали о вторжении кубинских контрреволюционеров на Плайя-Хирон, Федя не мог спокойно читать про это. Куба для него — мечта, романтика, Октябрьская революция, Отечественная война…
Федя не спал почти всю ночь. Он решил попроситься добровольцем. Но к утру досконально обдумал этот вариант: «Без меня на этот раз справятся. А потом видно будет». И у Феди родилась новая идея.
Вечером после работы он собрал во дворе мальчишек и спросил:
— Про Плайя-Хирон слыхали?
Оказалось, многие слышали. Но не все. Федя рассказал.
— «Родина или смерть! Мы победим!» Ясно? Так сказал Фидель. И они победят. Это я вам говорю! — закончил он.
Потом он сказал пару слов о международной солидарности трудящихся и предложил:
— Давайте организуем дружину имени Фиделя Кастро. Кто хочет, записывайтесь. Кандидатуры будем голосовать открытым голосованием.— Он достал карандаш и тетрадку,
— А что будем делать? — спросили мальчишки.
— Будем дружинниками. Против тунеядцев и прочих типов. На улице и во дворах чтоб был порядок. Порядок или…— И Федя поднял над головой кулак чемпиона.
Все изъявили желание стать дружинниками. Проголосовали каждую кандидатуру. Двое не прошли, Один из них зашмыгал носом. Тогда решили их принять кандидатами. Федя записал в тетрадь личный состав дружины имени Фиделя Кастро и сказал:
— Кто желает, может отпустить бороду. Под Фиделя. Это будет символом мужества и солидарности.
Мальчишки переглянулись. Один спросил:
— А без бороды можно? Ведь Гагарин тоже герой. А без бороды!
— Можно и без бороды. Временно. Потом отпустите! — сказал Федя.
— Ладно,— согласились мальчишки.
Но сам Федя с этого дня стал отпускать бороду.
Дружинники начали дежурить в переулках, во дворах, возле кинотеатров «Заря» и «Ударник». Сначала их мало кто признавал. Бывали случаи, когда подвыпивший дядя, положив руку на плечо пацана-дружинника, говорил басом:
— Иди домой, сынок. А то…
Тогда «сынок» вынимал милицейский свисток, и «дядя» имел дело с самим Федей. Федя, пощипывая бородку, говорил:
— Советую вам, гражданин, убрать с плеча дружинника вашу тяжелую руку. И подчиниться его указаниям,
— А ты кто такой?
— Я командир дружины имени Фиделя Кастро. Боксер первого разряда Федор Сорокин,— отвечал Федя.
На этом обычно инцидент заканчивался. Скоро о дружине имени Фиделя заговорил весь район. Во дворах можно было услышать:
— Ты, милок, не очень. А то Фиделю сообщим.— И милок успокаивался,
Недавно Валя Журавлева встретила командора Федю на улице во время дежурства.
— Вы все-таки поняли мой намек! Молодец! Хоть и боксер,— сказала она.
— Что вы имеете в виду, Валя?
— Я имею а виду наш разговор насчет моего героя. Помните?
Федя, обладая быстрой реакцией чемпиона, сказал:
— Теперь все ясно! Фидель! Но я, честно говоря, намека тогда не понял.
— Ах, не понял! — И Валя опять повернулась на каблучках-«шпильках».— А я подумала, что вы догадливы. Хоть и боксер.
Федя взял ее за руку.
— Опять вы про это! Если хотите знать, Фидель — тоже боксер.
— То есть как? — искренне удивилась Валя.— На что вы намекаете, комрадос Сорокин?
— На то, что Фидель Кастро Рус — тоже боксер первого разряда. Его нокаут мировому империализму потряс весь мир.— Эту фразу Федя приготовил специально для Вали.
Она внимательно посмотрела на него и вдруг весело захохотала.
— Ну ладно, ладно, командор. Больше не буду. Проводите меня лучше до дома. Разумеется, на правах дружинника. А то поздно, я боюсь.— И она подала ему руку.
У Феди екнуло сердце. По дороге она сказала:
— Я не возражала бы, Федя, поступить к вам в дружину. Примете?
— Конечно, Валя. Завтра же голоснем.
— Что значит «голоснем»?
— Ну… проголосуем вашу кандидатуру.
— Вот как? — Она посмотрела на него.— А я думала, вы как командор сами…
— Это, конечно, формальность, Валя. Что касается меня, то я за вас проголосую не глядя.—И Федя сильно стукнул себя кулаком в грудь.
Валя взяла его под руку, зажмурила глаза и вздохнула.
— Почему вы вздохнули, Валя? Мы вас примем. Я уверен. Будем вместе дежурить, Давайте начнем сегодня. В порядке опыта. А?
У Феди опять екнуло сердце. Когда у боксера так часто екает сердце, это плохой признак.
Валя подняла голову и искоса посмотрела на Федю. Потом они опустила ресницы, опять вздохнула и прислонила голову к сильному плечу командора.
…Теперь вечерами я часто встречаю Федю и Валю. Иногда они медленно прогуливаются по Ордынке — наверно, дежурят. Иногда куда-то спешат. Может быть, на соревнование по боксу, а может быть, в консерваторию. Говорят, Федя в последнее время сильно полюбил классическую музыку.
Но мальчишки-дружинники не очень довольны. Недавно я повстречал во дворе первого заместителя Феди Сорокина — Стасика. Он шел и насвистывал марш революционной Кубы «26 июля».
— Как дела, Стасик? — спросил я.
— Опять иду за него дежурить, Любовь любовью— это мы понимаем,— и Стасик вытер кулаком нос,— но ведь надо силу воли иметь. У нас в классе тоже есть одна такая. Цыпочка на «шпильках». И так крутит и так.— Стасик показал плечами, как она это делает.— Но у нас железно: никто не поддается. А он… Эх! — махнул Стасик рукой. И пошел дежурить вместо Феди.
Не тужи, Стасик! Помоги другу, У нас так всегда было принято в Замоскворечье.