Комсорг

Н. Кожевникова
По началу знакомства, когда только присматриваешься к собеседнику, замечаешь в Борисе Зарубине две черты — внимательность (к человеку) и естественность поведения. В том, как он смотрит, как слушает,— непритворная заинтересованность. Желание понять. Истинно интеллигентное, уважительное отношение к окружающим, к каждой отдельной личности. Отвечать на вопросы Борис не спешит. И ясно: такая неторопливость свидетельствует, прежде всего, о его ответственности за свои слова, о достоинстве, серьезности, «взрослости». А он молод. За плечами — школа, армия. Сейчас — 4-й курс машиностроительного факультета МВТУ имени Баумана. Когда Борис говорит: «Чем больше спрашиваешь с человека, тем больше он может дать»,— понимаешь, что больше всего спрашивает он с себя самого. Поэтому, видимо, и в школе был отличником и в институте — ленинский стипендиат, а главное, сумел заслужить уважение товарищей: не случайно уже на первом курсе его избрали в курсовое бюро ВЛКСМ (здесь ему поручили учебный сектор), а на третьем и четвертом он стал секретарем факультетского комитета.
И вот что любопытно: если бывают люди с врожденными организаторскими способностями, то Борис отнюдь не из их числа. Напротив, еще недавно был очень замкнут, книги нередко заменяли ему живое общение с людьми. «Нет, лучше уж самому все сделать, чем с просьбой к кому-нибудь обратиться» — так он считал до поры. И так жил — в школе, в армии. А в институте вдруг был выбран в курсовое бюро… Вдруг?.. Хотя, наверное, не совсем вдруг…
Еще в армии Борис стал кандидатом в члены КПСС.
А среди студентов-первокурсников, как известно, кандидатов партии немного. Но не это могло стать решающим. Решало другое: сможет ли Борис по-настоящему работать с людьми, обладает ли даром непосредственного, живого общения — этого в первое время никто не знал. А сам Борис знал здесь еще меньше, чем кто-либо. Начиная работать в курсовом бюро, он скорее преодолевал себя, чем следовал естественным своим склонностям. По натуре неразговорчив, а приходилось много и доказательно говорить, беседовать по душам, убеждать. Первоочередным Зарубин считал всегда личную ответственность — уверенным можно быть только в самом себе! А оказалось, необходимо нести ответственность и за других, за тех, кого еще мало знал, к кому только-только приглядывался. Ну а что ж теперь?
Есть ли перемены? Бесспорно.
Вот как мыслит сейчас он сам. И это весьма немаловажно.
…Из стен института ты выйдешь квалифицированным специалистом, получившим определенный комплекс знаний и профессиональных навыков для работы на заводах, в лабораториях, НИИ. Но нельзя забывать, что придешь-то ты к людям! И, кроме технических знаний, ты должен. обладать крайне необходимыми каждому из нас навыками человеческих контактов, умением общаться с людьми непосредственно, четко и бескомпромиссно.
Этот опыт учебными программами не предусмотрен. Где же его брать? Да, по сути-то, нечего далеко ходить — ищи и находи его вот здесь, в институтских стенах, рядом со своими сокурсниками,— в беседах, спорах, делах, повседневном общении с ними…
— В будущем я хотел бы заняться научно-исследовательской работой,— рассказывает Борис — И может показаться, что опыт организаторской работы мне не понадобится тогда. Но это глубоко неверно. Ведь все научные проблемы стоят сейчас на таком уровне, решаются в таком объеме, что трудиться над ними возможно лишь коллективно. Открытия у одиночек случаются крайне редко. А значит, нужно уметь-разделить работу на части, поддерживать живые контакты с коллегами. А то ведь если каждый замкнется только в своем, то далеко ли до тупика?. Все рассыплется на детали, и целого не соберешь… Иначе говоря, в науке теперь без организационного опыта не обойтись. Ты помогаешь, тебе помогают — так складываются человеческие взаимоотношения, так выигрывает общее дело. Понять других и самого себя — конечно же, такому ни в учебниках, ни на лекциях не научат. Накопление опыта — только опыт.
Здесь уже все от тебя самого зависит. А обрести опыт, как мне кажется, очень и очень помогает комсомольская, общественная работа… Умение руководить своими товарищами и учиться при этом (я не имею в виду лишь вузовские занятия) самому… Руководить… В этом понятии масса оттенков. И масса сложностей.
— У нас в комитете комсомола,— говорит Борис,— я знаю ребят, поразительно преданных своему делу, можно сказать, подвижников. И в работе, что очень важно, сложился у нас не «руководящий» стиль, а, так сказать, сотворческий. Никто не «над», а все рядом, подле, желая поддержать, помочь, подсказать, если другому это понадобится. Такая дружеская, творческая атмосфера самих нас воспитывает: мы, даже не всегда осознанно для себя, постепенно и повседневно постигаем те основы человеческих взаимоотношений, без которых нельзя жить в нашем обществе. Большинство из нас станет не директорами и не руководителями многотысячных коллективов, а рядовыми инженерами. И будем мы общаться с конкретными людьми. И нас ведь тоже будут узнавать конкретно, близко, буднично. Как мы знаем
ДРУГ друга в институтских группах. Как знает своих сокурсников комсорг. Перед сессией можно подойти к нему и спросить, кто может «завалиться» на экзаменах. Он назовет пять-шесть фамилий и очень редко, как правило, ошибется. Не потому, что он так уж усердно изучает учебные ведомости, а потому, что видит, знает, как кто занимался в семестре, у кого сложные обстоятельства дома, в семье, кто занятия пропускал и по каким причинам. Мы в комитете узнаем об этих возможных «двоечниках» не для того, чтобы их пристращать. В конце концов, они достаточно взрослые люди. Но иной раз можно успеть предотвратить чей-то «завал», помочь
хотя бы в оставшиеся перед экзаменами дни.
Для воспитательной, организационной работы у человека, конечно, должен быть особый талант, особый, можно сказать, склад души. Борис Зарубин согласен с этим. Хотя, считает он, участвовать в общественной жизни — удел отнюдь не избранных. Тем более что работа в комсомольских комитетах или бюро никак не регламентирована. Сегодня понадобилось задержаться на два-три часа, а завтра, возможно, придется отдать делам и все свое свободное от лекций время. А домашние задания, самостоятельная научная подготовка на кафедре, в лабораториях, короче, все то, что так необходимо будущему специалисту,— разве этим можно пренебрегать? Время! Вот проблема проблем. Именно личным временем приходится жертвовать для общественной работы, прежде всего.
— Времени порой бывает очень жалко,— соглашается Борис.— Но не оттого, что тратишь его не на себя лично. От другого. Нередко бывает: то, с чем можно было: бы справиться за час, отнимает значительно больше. Этого не предусмотришь ведь, составляя план работы. И причины, мне кажется, в недостаточной дисциплинированности наших комсомольцев, в непродуманности наших организационных дел.
Бывает, ищешь человека, а он ушел и не предупредил никого. Мелочь? Допустим. Но время она «съедает». Комсомольской работой, как и всякой другой, невозможно всерьез заниматься без чувства ответственности. И это чувство необходимо в себе воспитывать — сознательно, строго. Есть еще одна причина, из-за которой работа комсомольцев в комитете занимает больше времени, чем могла бы. Существует солидная диспропорция — и не первый уже день — между деятельностью ребят-активистов и других членов ВЛКСМ. Надо же, чтобы работали все, чтобы каждый знал, за что он в ответе. Тогда не будет такого, что кто-то тащит на себе целый воз, в то время как другие спокойно за этим наблюдают. Иначе говоря, в комсомольской, общественной работе необходимо поднять массовость. Но часто в пассивности наших ребят виноваты мы сами, члены комсомольских бюро, комитетов. Интерес же к общественной работе может возникнуть лишь в процессе непосредственного обращения к ней. Лишь тогда, когда ты чувствуешь ответственность за порученное дело, ты лично. А ведь часто бывает: дадут поручение комсомольцу, а потом замотаются и забудут поинтересоваться, как он справился с ним и справился ли.
Естественно, что к следующему поручению человек может отнестись спустя рукава. В каждом деле (особенно для новичка) необходимо осознавать его целесообразность. И почувствовать результат — а это даст силы, энергию и заинтересованность для новой работы. Наши небрежности или недоработки в таком плане ведут к серьезным последствиям. Ведь главная задача — воспитание наших комсомольцев.
Для завтрашнего дня, для будущего… Вот, например: не так давно надо было отправить в ночную смену на разгрузку эшелона с картофелем пятнадцать человек с факультета. Аврально. Ребят нашли. Случилось это в субботу, и у каждого наверняка были какие-то свои планы. Но объяснили ребятам: так сложилось — надо, и надо срочно. Если к каждому подойти вплотную да объяснить нормальным, «некомандирским», языком, всегда можно убедить. И убедили. Ну, поехали ребята… А на следующее утро рассказывают: никакого картофеля не было. Разыскали им вагон с яблоками, они его и раскидали за два часа. А дальше делать нечего. С базы же уехать тоже нельзя: далеко, а автобус только к утру подойти должен. Так они и прослонялись без толку. Следующий раз, когда к ним придешь,— поехать-то они поедут, но с каким настроением… Нас просят для какого-нибудь мероприятия организовать массовое участие студентов — мы организовываем. А вот о целесообразности иной раз не задумываемся. Но ведь это тоже входит в наши задачи. Дисциплина дисциплиной, но следовало бы поинтересоваться поточнее, чем будут заняты наши комсомольцы на той же овощной базе и нужно ли посылать туда всех пятнадцать человек. Ждут-то от нас не слепого повиновения, а творческого, осмысленного отношения к делу, к поручению. Без этого между активистами нашими и другими комсомольцами может возникнуть недоговоренность. Не у всех ведь иной раз находятся силы разобраться, понять. Но убеждать, спорить необходимо— и с каждым в отдельности. Иначе будут ребята тебя все вместе слушать, но, как бы ты ни надрывался, барьера недоверия, недопонимания не перейти. А если видишь перед собой каждого отдельного человека и надо именно к нему пробиться, заставить понять, ты уж особые слова найдешь, особый подход. Индивидуальный, а значит, самый человеческий, самый верный… Пожалуй, если говорить совсем начистоту, я считаю главным в нашей работе неравнодушие. Ничем его не заменишь — ни опытом, ни эрудицией, ни умом. И очень редко неравнодушие остается без ответа…
…Вполне возможно,— продолжает Борис,— что до окончания учебы в МВТУ я не буду все время комсоргом. Но устраниться, отойти вообще от общественных дел я уже наверняка не смогу. Как не смог этого сделать прежний наш секретарь Володя Причинин — мой прямой предшественник. Он сейчас аспирант, занят научной работой на кафедре. Но, когда я должен был заступить на его место, как он мне помогал! Чуть ли не каждый день мы с ним встречались: советы мне давал, вводил, так сказать, в курс дела. И сейчас знаю — рядом есть человек, к которому всегда можно обратиться за помощью.
Опыт организационной, воспитательной работы непременно должен передаваться вот так, от человека к человеку, по наследству. Без этой преемственности ни одно дело немыслимо. И даже если человек знает, что не вернется больше к комсомольской работе, он не может не думать о своих преемниках, не может не беспокоиться, кто придет на его место.
Это естественно. Вот когда наш факультет занял только пятое место по подготовке формирования строительных отрядов, помню, как Володя Причинин расстроился! Встретил меня и как набросится. «Что же это вы? — говорит.— Никогда у нас на факультете такого не было. Пятое место?! Подумать только». Вроде что ему сейчас наши дела? Так ведь нет, болеет он за них, тревожится. Взрывчатый такой, экспансивный… И я уверен, он и в своей научной работе не сможет быть вялым, равнодушным — всегда, до конца, до последней клеточки будет выкладываться. Так уж воспитан. Таким стал, сформировался. И немалую роль здесь сыграла — я убежден — его комсомольская, общественная деятельность… Дряблость души — это, по-моему, самое опасное в человеке. И некого в этом винить, только себя самого. Не задашь своей душе работу, она и обмякнет, как мускулы без физической нагрузки. Ничто не действует на человека так пагубно, как бездеятельность и одиночество. Вот поэтому мне кажется таким важным введение общественно-политической практики в наш учебный процесс.
В чем она заключается? Вот в чем.
В нее будет входить агитаторская, лекторская работа, выполнение общественных поручений, прослушивание факультативных курсов, повышающих наши теоретические знания. Организационно это ново.
Введение такой системы позволяет контролировать общественную работу каждого. Раньше ведь 40, даже 50 процентов студентов заканчивали вуз без элементарных навыков организационно-воспитательной работы. А как бы это пригодилось им в будущей жизни! И еще… Как известно, в комиссию по распределению студентов после окончания вуза обязательно входит комсомольский актив — секретари комитета, бюро. А ведь это должности сменные. Вот я, к примеру, в прошлом году был в составе такой комиссии, подписывал характеристики дипломникам, а ведь знал-то из них не больше пяти шести человек. Не пришлось мне с ними работать:
Володя Причинин тогда секретарем был. Ну вот, подписываю характеристики, а там написано: он, мол, хороший. Я верю, не могу не верить: негативных сведений у меня нет. Но хотелось, чтобы были эти характеристики полнее и подоказательней. Оценки по общественно-политической практике, думаю, дадут нам вот такие более точные сведения о каждом из студентов, позволят подготовить фактический материал для комиссии по распределению. Что делал, чем интересовался, как проявил себя в комсомольских делах — это все же поможет прояснить картину, даст какое-то представление о человеке, даже если ты не был знаком с ним лично… Ведь вот когда я уйду из секретарей, кто-то новый, кто придет на мое место, вначале так же мало будет знать моих ребят, как и я когда-то старшие курсы. Тут уж ничего не поделаешь. Только время может помочь и опыт.
И тогда даже по самой скупой характеристике можно узнать лицо… Но все же главное, что даст введение общественно-политической практики,— это, конечно, возможность охватить активной организационно-воспитательной работой каждого из студентов.
Потому что всем необходима такая работа души, без нее человек не может быть по-настоящему счастлив…
Я перечитала свои заметки о Борисе Зарубине и увидела, сколь кратки они и неполны. Но можно ли рассказать и объяснить все в одной короткой статье — весь многообразный круг проблем, ежечасно возникающих и решаемых комсомольскими активистами, комсоргами? Жизнь, ее повседневное течение, непременные малые и большие конфликты — все это неповторимо индивидуально и многогранно. Здесь уже понадобились бы не журнальные статьи, а книжные исследования, где слились бы наука, опыт, люди, поиск.
Опыт. О нем я и хотела рассказать на примере Бориса Зарубина. Опыт в начале самостоятельной жизни, в становлении личности и характера молодого человека наших дней.
Опыт. Процесс его накопления, создание определенного рода фундамента, на котором строится завтра и человек, необходимый этому завтра.
Слияние личного и общественного — гармония жизни, создающая в конечном счете и гармоничную личность. Именно об этом и речь. Ему еще жить и жить, развиваться и ошибаться, исправлять и обогащаться, находить — Борису Зарубину, студенту МВТУ, секретарю факультетского комитета комсомола. Конечно же, он не идеален. Но он — в поиске.
Итак, опыт и поиск.
И обретение себя. Не для себя лишь лично, но себя — для многих.

Журнал Юность № 4 апрель 1974 г

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Share and Enjoy:
  • Print
  • Digg
  • StumbleUpon
  • del.icio.us
  • Facebook
  • Yahoo! Buzz
  • Twitter
  • Google Bookmarks
Запись опубликована в рубрике Литература. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *