Старейший советский кинооператор Константин Андреевич Кузнецов начинал как фотограф и, более того, участвовал в создании фотографической Ленинианы. И Кузнецов, оказывается, еще не написал воспоминаний о том, как он снимал Владимира Ильича.
Я встретился с Константином Андреевичем Кузнецовым и записал с его слов этот рассказ.
— И отец мой, и брат, и дядя были осветителями в кино. Поэтому я часто бывал на съемках.
Помню, фирма «Патэ» снимала какой-то фильм. Меня потрясли огромные декорации, расшитые золотом костюмы, царившая в студии суматошная обстановка. Это было в 1914 году. В тот же год, окончив гимназию, я стал работать в кино осветителем. А через несколько месяцев уже был помощником оператора Александра Левицкого. Встреча с тогда еще совсем молодым Александром Андреевичем Левицким — основоположником отечественной школы операторского искусства — стала решающей в моей судьбе. Левицкий и научил меня снимать фото и кинокамерой, заряжать кассеты, проявлять и печатать.
Помимо работы с Левицким, я делал фоторекламу еще трем операторам. Мне тогда была дана большая деревянная фотокамера на треноге, тяжелая и громоздкая. Но я таскался с ней повсюду, не замечая тяжести. Снимал натуру, людей, портреты — все, что мне казалось важным и интересным.
Потом за ночь печатал до ста фотографий. Частенько часов в девять вечера в лабораторию заезжал Александр Андреевич. Смотрел отпечатки. «Здесь,— скажет,— передержка, здесь недодержка».
Наступил семнадцатый год. Я по-прежнему работал помощником оператора и фотографом, только уже в кинокомитете при Наркомпросе. Революция не только не разъединила нас с Левицким, а, наоборот, еще больше сблизила, выявила наши общие взгляды.
Впервые я увидел Ленина во время военного парада на Ходынском поле. Правда, у меня не было задания снимать. Кинокомитет располагал фотографами постарше и поопытнее меня. И действительно, наш фотограф Григорий Гольдштейн сделал тогда знаменитый снимок Ленина в открытой машине, который стал хрестоматийным. Я же лишь нещадно ругал себя, что в тот день не захватил с собой фотоаппарат.
Впрочем, вскоре мне довелось снова увидеть Владимира Ильича. Это уже было после его ранения.
Рабочие и крестьяне очень волновались за здоровье Ленина, и было решено показать Владимира Ильича в кино. Задание на съемку вместе с другими операторами получил и Александр Андреевич Левицкий. Я по-прежнему оставался его помощником. И вот шестнадцатого октября 1918 года мы погрузили аппаратуру на извозчика и поехали в Кремль. От кинокомитета, который, как и сейчас, находился в Малом Гнездниковском переулке, до Кремля было близко. Вскоре наш тарантас уже громыхал по булыжной кремлевской мостовой. Остановились возле открытого автомобиля, стоявшего во дворе неподалеку от Царь-пушки.
Установили кинокамеру и стали ждать. В глубине двора показались Ленин и Бонч-Бруевич, который что-то рассказывал Владимиру Ильичу. Они направились прямо к нам. Ленин показал на нас Владимиру Дмитриевичу, и они о чем-то оживленно заспорили. Потом подошли ближе и остановились метрах в десяти. Левицкий крутил ручку кинокамеры. Осенний день был солнечный, теплый.
Бонч-Бруевич — в пальто и шляпе, Владимир Ильич — в костюме и кепке. Они говорили еще несколько минут. Ленин снова посмотрел в нашу сторону, улыбнулся, затем повернулся и медленно пошел к дому.
На следующий день я повез отснятую пленку на проявку в лабораторию. Кинокадры, сделанные тогда операторами кинокомитета, теперь можно видеть во многих документальных фильмах о Владимире Ильиче Ленине. Они вошли в золотой фонд советской Ленинианы.
Шло время. Я по-прежнему работал в кинокомитете фотографом. Появился у меня и свой собственный фотоаппарат — немецкая камера «Клап-Аншуц»: раздвижная, ручная, с шестью двойными кассетами. Заряжались они стеклянными фотопластинками. Аппарат был неплохой, хотя вскоре обнаружилось, что он дает засветку. На многих пластинках она была заметна. Но с аппаратурой было тяжело — я и этот-то аппарат купил с большим трудом в магазине на Тверской,— поэтому с дефектом пришлось мириться. Вот этим-то аппаратом я и снимал парад Всевобуча 25 мая 1919 года. Красная площадь вся запружена народом. Гремит духовой оркестр. Выстроились курсанты. В руках у них винтовки с примкнутыми штыками, а одеты кто во что горазд. Ждали митинга. На нем должен был выступить Ленин. Посреди площади стояла грузовая
машина с деревянным кузовом. На нее-то и поднялся Владимир Ильич. Он начал говорить, а я, зажатый толпой, с волнением думал, как бы мне удачнее сфотографировать Ильича. Идя на задание, я всегда получал в кинокомитете дюжину фотопластинок. Столько же было их у меня и сейчас. И каждая из них должна была стать снимком.
С трудом я пробился к импровизированной трибуне. Здесь киношники уже крутили фильм. Снимали режиссер Владимир Гардин и оператор Александр Левицкий. Их картина должна была называться «Девяносто шесть». Загадочное название расшифровывалось просто: девяносто шесть часов требовалось курсанту для прохождения военной подготовки во Всевобуче. Сразу же после учебы он направлялся на фронт, чтобы защищать молодую Советскую республику. Об этом и должна была рассказать кинолента.
Пока Ленин говорил, я делал снимок за снимком. Помогла операторская лесенка Левицкого.
Взобравшись на нее, я с более удачной позиции снял Владимира Ильича на фоне здания, в котором ныне находится ГУМ. Потом, когда Ленин кончил говорить, стали выступать другие ораторы. Владимир Ильич отошел, сел на борт машины, слушал. Его лицо, поза, фон — все было очень фотогенично. Я поднял камеру над головой, примерился и щелкнул несколько раз. Когда проявил пластинки и сделал карточки, на снимке оказалась небольшая засветка. Особенности моей камеры давали себя знать. Но засветка была пустячной — снимок приняли. Этот снимок, несмотря на маленький технический дефект, я и считаю своим самым лучшим ленинским снимком.
В тот же день я сделал еще несколько снимков Владимира Ильича. Снял его возле Кремлевской
стены. Здесь же стояли Надежда Константиновна Крупская, Мария Ильинична Ульянова и венгерский коммунист Тибор Самуэли. Я был на значительном расстоянии от них, и потому вся группа получилась в полный рост.
В последующие годы мне приходилось не раз снимать Владимира Ильича. Все снимки я сдавал в отдел хроники Всероссийского фотокиноотдела Наркомпроса, как тогда стал называться кинокомитет. Фотопластинки проявлялись, на них ставились специальные номера, а их содержание и фамилия автора заносились в книгу учета. Взамен я получал новую дюжину чистых пластинок. Куда шли наши снимки, где они публиковались, мы часто не знали. Знали только, что многие из них идут за граничу, другие печатаются в отечественных газетах и журналах. Но различить их было не просто: в те годы фотографии воспроизводились нередко без подписи автора. Оттого-то историкам раньше, да и теперь очень трудно определить, кому какой снимок принадлежит.
Особенно если учесть, что старые книги учета кинокомитета были, к сожалению, утеряны…
Да и сами снимки не все сохранились. Кто в этом виноват и как это случилось, не берусь сказать.
Знаю только, что немало и моих кадров Владимира Ильича Ленина не обнаружилось. Их нет даже в архиве. А те немногие, которые сохранились, долгие годы оставались безымянными… Лишь совсем недавно сотрудникам Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС удалось установить имена ряда авторов ленинских фотографий. Так была названа и моя фамилия…
В 1923 году, работая в Госкино, я стал снимать художественные картины. Но с фотографией не порвал, одновременно работал фотокорреспондентом журнала «Красная нива» и «Известий».
22 января 1924 года вместе с ответственным секретарем газеты Виленским мы были на заседании Всероссийского съезда Советов в Большом театре. Я должен был снимать. Заседание долго не начиналось. В зале нарастало волнение: не случилось ли чего? Наконец на сцену вышел Михаил Иванович Калинин и в наступившей тишине глухим, упавшим голосом объявил, что умер Владимир Ильич Ленин. Виленский сказал мне, сдерживая слезы:
— Едем в Горки.
Мы селя в аэросани и помчались по московским улицам. По пути заехали ко мне домой: взяли две лампы по 300 ватт и захватили моего брата — осветителя. Всю дорогу молчали. Приехали в Горки часам к десяти-одиннадцати. В комнате Владимира Ильича находились только родные и пять-шесть человек из местных. Ленин лежал на белой простыне на столе. Скульптор С. Д. Меркуров несколько минут назад сделал посмертную маску Ильича. Нам разрешили на короткое время включить лампы, и я стал снимать…
На следующее утро приехал кинооператор Эдуард Тиссе. Ему разрешили короткую съемку. Я воспользовался этим и сделал еще несколько кадров. Кто-то принес из леса лапник. Его положили на столе вокруг тела Владимира Ильича. В комнате запахло хвоей… Тогда же в Горках я сфотографировал дом, где жил и умер Ленин. На ступеньках среди хорошо знакомых и незнакомых мне людей — С. М. Буденный и М. И. Калинин. Потом я шел с траурной процессией по аллее парка. В колонне было много местных крестьян представителей от рабочих коллективов, приехавших из Москвы. Снимать было очень трудно. Стоял лютый мороз. По бокам аллеи — снег двухметровой толщины. Чтобы снять панораму процессии, нужно было сойти с дорожки. Я полез в сугроб и тут же провалился почти по грудь. Кое-как устроился возле дерева, навел камеру.
В объективе аппарата застыла процессия. Впереди — кучка людей несет венки, дальше — поднятая над головой крышка гроба, еще дальше — гроб с телом Ильича. Над процессией легкая дымка тумана от дыхания людей…
Вместе с траурным поездом я приехал в Москву. Здесь снимал похороны. Сохранились мои снимки, сделанные возле Колонного зала Дома союзов и на Красной площади. На запорошенном снегом деревянном помосте — гроб с телом Ленина. Вокруг, насколько хватает взгляд, люди, застывшие в тридцатиградусный мороз с непокрытыми головами… В те трагические незабываемые дни я сделал более пятидесяти снимков.
Так закончил свой рассказ лауреат Государственной и Ломоносовской премий, заслуженный
деятель искусств РСФСР, кинооператор студии «Центрнаучфильм» Константин Андреевич Кузнецов.
Почти всю жизнь он посвятил кино. Сотни фильмов сняты им: художественные, документальные,
научно-популярные. Но те немногие стеклянные фотопластинки, на которых ему удалось запечатлеть ленинские черты, Кузнецов считает главным делом своей жизни.
Юрий БЕЛКИН
Журнал Юность № 4 апрель 1973 г.