Поезд прибыл на станцию Кендры около трех часов ночи. Я вышел из душного вагона. Вокруг ни души. Потом подошли два человека в серых плащах.
— Рамзия Гайфуллина? Как же, знакома,— ответил мне один из них на вопрос, как добраться к моей героине. — Живет в Кандры-Кутуе, в трех километрах отсюда. И чего только к ней ездят! Неужели не догадываются, как у нас делают «знаменитостей»? Надо героя? Пожалуйста. Собирается начальство и решает: «Пусть будет эта». И пошла для нее житуха! Успевай только принимать подарки да награды…
Я поспешил расстаться с такими злоязычными встречными. «Откуда берется этот яд, это сомнение в красоте и силе человека?» — размышлял я дорогой. Видимо, кроме немощной зависти, живет в этих людях еще и чудовищное равнодушие к человеку. Такие никак не могут поверить, что на земле есть место подвигам, что есть не только болотца человеческого прозябания, но и гордые вершины взлета души человеческой. Кажется, поставь таких, ни во что не верящих, перед Уральским хребтом, они и тогда скажут: «Не может быть, это придумало начальство, сочинили газетчики».
Я и не заметил, как добрался до аула. Перед ним сверкало огромное озеро. Я спустился к самой воде. Солнце, едва появившееся из-за горизонта, уже ласково пригревало этот прекрасный уголок земли, и мне показалось даже, что оно никогда не уходит отсюда.
НАДО!
Рамзия родилась в этом самом ауле, на берегу Кандры-Куля. А когда отец вернулся с фронта, он перевез семью на лесной кордон. Врачи сказали, что от болезни — наследства войны — он может избавиться лишь в лесу. Лес пугал Рамзию; он был таинственный и косматый, как бабай, которым нет-нет да и пугала ее мать.
Однажды родители вовремя не вернулись домой, и Рамзии с сестренкой пришлось вдвоем коротать ночь. Началась гроза. Словно голодный волк, выл ветер в трубе. Кто-то острыми когтями царапал и царапал стены. Потом у самого окна этот «кто-то» протяжно охнул и грузно упал. Рамзия прислушивалась к свирепому вою, ждала, встанет или нет «чудовище», и больше себе, чем сестренке, внушала: «Так надо. У папы и мамы серьезное дело. Они скоро придут. А мы должны сторожить дом и лес. Так надо».
Родители вернулись лишь на следующий день. «Ты молодец, совсем как большая!» — похвалили они свою старшую.
Семья росла, и у Рамзии появлялись все новые заботы: и за сестренками посмотри, и на огороде покопайся, и помоги отцу посадить молодые деревца. Лес уже не пугал ее, он стал другом. Лес… Это лось, который на ее глазах догнал волка, оглушил ударам копыта и, подмяв под себя, придушил; это лесники — суровые, молчаливые люди, которые, казалось, улыбались только детям; это отец, много видавший на своем веку.
Запомнила Рамзия один случай. Возилась она дома, как вдруг услышала отчаянный крик матери. Выбежала на крыльцо и окаменела: прямо к матери ползла огромная змея, А отец, выбежавший вслед за ней, сорвал со стены ружье и разрядил оба ствола в голову змеи. «Не надо стоять на месте: этим никогда беде не поможешь»,— убеждал он потом Рамзию.
А через несколько дней он подал ружье дочери и сказал:
— Стреляй!
Ружье было тяжелое. Но девочка подняла ствол и нажала на спусковой крючок. Раз надо — значит, надо. Ей не пришлось убить ни одной лесной твари. Но бояться их она перестала, так как знала, что сможет справиться с ними, если это понадобится.
РЫЖАЯ ВАЛЯ
Отец решил: пусть Рамзия после двух лет учебы в татарской школе переходит в русскую. «Я не учитель, а знаю: без хорошего знания русского языка культурным человеком не станешь».
Чудесное это было время — три года, проведенные в Алексеевке! Квартировала Рамзия у деда Яценко. Подружилась, да так, что водой не разольешь, с его внучкой, рыженькой — все лицо в золотистых веснушках — девочкой Валей.
На огороде ли копается с подружкой или, забравшись под одеяло, шушукается с ней — для Рамзии все это уроки русского языка.
Отец часто навещал Рамзию, привозил «лесные» гостинцы: рыбу, дичь, сушеные ягоды… А дедушка выставлял соленые огурцы и свинину.
— Как, кунак, не брезгуешь? — ухмылялся он в седые усы.
— Что ты! — в лад веселому тону старика отвечал отец Рамзии.
— А девочка у тебя, Миша, хорошая.
Выйдет из нее толк, попомни мои слова,— хвалил Рамзию дед Тихон.
…Добрый, ласковый дед Тихон, милая подружка Валя! Как она благодарна им за науку, за хлеб-соль! Вот уже девять лет живут врозь, а в сердце не стынет любовь к ним.
ОЗЕРО
Не раз ходила Рамзия на рыбалку с местной артелью. Ночь беркутом снималась с недалеких холмов и накрывала широкими крыльями Кандры-Куль. На невидимых лесках спускались с небес в озеро тысячи невидимых крючков, на которых насажены звездочки. Утром все до единой лески обрывались, а звездочки падали на дно. Лодка уходила от берега далеко, двухсотметровая сеть бесшумно скрывалась в черной воде. С берега сигналили — и лодка поворачивала назад.
Разбившись на две группы, начинали выбирать бечеву…
Вместе с товарищами тянет бечеву Рамзия. Немеют пальцы от огромного напряжения, но метр за метром, метр за метром выходит из воды бечева. За холмами вспыхивают зарницы, словно курильщики чиркают спичками.
Рамзия видит, что не только она — все устали, И хотя ломит поясницу, хотя горят ладони, она продолжает делать то, что делают все: из черной, как деготь, воды тянет бечеву. Раз надо — значит, надо.
Наконец показывается сеть. Самые опытные выбирают ее, а Рамзия с девчушками и пареньками, в виде исключения допущенными к этому тяжелому мужскому занятию, ждут, когда засеребрится под луной рыба.
Когда рядом друзья, когда они делают одно дело с тобой и когда все вместе добиваются успеха — это же замечательно!
Поздней ночью возвращается Рамзия домой. Она благодарна озеру, которое дало ей почувствовать свою силу. Рахмат тебе, Кандры-Куль!
ВЕСНЫ ЛЕТЯТ
Двадцать весен за плечами Рамзии, пять из них встречены в труде. После седьмого класса она решила работать на ферме. Трудное это было время для колхоза имени Матросова. Но хуже всего дела шли на свиноферме. Ветхие, полуразвалившиеся строения, грязь, низкие заработки… Но в башкирском ауле даже не это главное.
«Лучше из колхоза гоните, а в свинарник работать не пойдем. Не в наших обычаях возиться со свиньями»,— отвечали кандрыкутуевцы на уговоры правления и парторганизации колхоза. Рамзия сама пришла в правление:
— Вкус свинины я знаю, у деда Тихона свои свиньи были. Да и не в этом суть. Раз надо — значит, надо.
Пять трудовых весен провьюжили черемушной метелицей. Одна весна в общем похожа на другую. Только каждый новый день пусть ненамного, но все же лучше, чем вчерашний.
Не только трудовые заботы волновали девичье сердце. «Походи в девках, поработай как следует»,— говорил отец, догадываясь о тайных думах дочери. Но старшина запаса Назиф действовал очень решительно. И Рамзия стала его женой. Жил Назиф в старой избе у колодца вместе со своей матерью и бабушкой.
Старуха сидит в самом центре избы, на саке. Неподвижно ее морщинистое лицо, неподвижны узловатые руки, лежащие на коленях. Набухшие жилы на них, как корни, в которых уже не бродят соки.
Старуха слепа и глуха. Ее мир безмолвен и беспросветен. Лучи и звуки тонут нем, словно головешки в темном зеве колодца. У нее было девять детей. Семерых унесли болезни. Двух последних отняла война. И эта война оглушила и ослепила ее навек.
Какое бы теперь солнце ни сверкало на небе, старуха его не видит, какой бы гром ни грохотал, старуха его не слышит. Она перебирает четки и молчит. Лишь изредка разговаривает сама с собой. И еще — со своими мертвыми сыновьями. К этому все привыкли.
И Рамзия начинает привыкать. Ей было «сего семь лет, когда кончилась война. Она не запомнила ее. Но многое напоминает о ней. Болезнь отца. Сиротство подружки Вали. Неутешное горе старухи.
Однажды старуха сказала Рамзии:
— Только бы вам, молодым, не видать того. Потому работай, девочка, славу свою не роняй. Трудно она достается. А потерять ее — это все равно, что погубить в муках рожденное дитя. Сказала и снова ушла безмолвную глубь своего горя.
МЯСНОЙ АГРЕГАТ
Никто, даже муж, не замечает, как на ранней зорьке выскальзывает Рамзия за двери. Тишина… Такая тишина, что отчетливо слышно, как за десятикилометровой далью на другом берегу озера,брешет спросонок собака. Рамзия идет, чуть поеживаясь от холода.
Вот и ферма. Продолговатое белокаменное строение молчаливо, как все вокруг. Но лишь открой двери—поднимается невероятная возня. Потягиваются крупнотелые мамаши. Перебегают с одной стороны клеток к другой поросята. Сдержанный в чувствах, как это и полагается отцу солидного семейства, громадный хряк лишь изредка поглядывает в сторону той, что приносит ему еду.
Одна за другой нижутся многочисленные заботы Рамзии: покормить, напоить, почистить…
Коротки перерывы, поздним вечером кончается рабочий день. А бывает так, что он и не кончается: готовится одна из маток разродиться — значит, нужно продежурить всю ночь. Так конец одного дня соединяется с началом другого. И тянется эта пряжа безостановочно. Время и труд прядут ее.
Почему именно Рамзия Гайфуллина добилась такой выдающейся победы — сорок два поросенка в переводе на основную свиноматку в год?
А потому, что с первого взгляда ничем не примечательный, обычный труд Рамзии был освещен светом пытливого ума, вдохновения, порыва. Что давали ей обычные приемы работы? Самое большее двадцать — двадцать пять поросят от свиноматки в год. Хоть ты разбейся, за два опороса больше не получишь. А нельзя ли сделать так, чтобы у основной свиноматки было три опороса в год?
— Это ж не машина, а живая тварь: как велел ей аллах, так и будет пороситься,— урезонивали свинарку.
Не каждая свинья может стать рекордисткой. Рамзия ведет отбор самых породистых и плодовитых. Разовая свиноматка, принесшая большое потомство, осеменяется вторично. Если второй опорос подтверждает ее плодовитость, она включается в избранное племя основных свиноматок. Здесь она содержится два года и дает за это время пять-шесть приплодов. Такая матка — уже настоящий мясной агрегат!
ОТЧЕГО РАСТЕТ ДУША
Чем измерить труд свинарки, в чем радость ее труда? Не в одних же показателях, не в одной же оплате за труд. Труд возвышает, облагораживает, он делает красивей и значительней человека. Насколько богаче стала жизнь Рамзии!
Когда Рамзию принимали в ряды ВЛКСМ, секретарь райкома спросил:
— Ты что ж так поздно пришла к нам?
Девушка ответила:
— Решила вперед делом доказать, что достойна быть комсомолкой.
И она изо дня в день доказывала, что по праву заняла место правофланговой в строю молодежи. Прошел год, и Рамзия снова пришла в райком. Теперь за рекомендацией в партию. На заседании бюро секретарь райкома комсомола Наиль Халилов спросил:
— Ты что так скоро уходишь от нас?
Рамзия уловила улыбку а словах секретаря и в тон ему ответила:
— А я вместо себя сестру приведу.
За несколько недель до приема в партию Рамзия зашла к Халилову:
— Слово сдержала.
— Что ж, проси сестренку сюда.
Он открыл дверь в приемную, а там, притихшие и взволнованные, сидели двадцать юных кандрыкутуевцев.
Рамзия объяснила, что постановили свинарки превратить свою ферму в коммунистическую. Включились в борьбу за это звание. И захотели все стать комсомольцами. Рамзия подумала: где можно подготовить одну, можно и шестерых.
Но в кружок, организованный для изучения устава, текущей политики, попросилось еще несколько человек.
Рамзия решила: там, где шестеро, может быть и двадцать.
Лучшие из лучших становились друзьями кандрыкутуевской мастерицы. Она вступила в соревнование со знатной свинаркой из их же района Татьяной Ивановой, часто советуется с опытной свинаркой хозяйства Миннигуль Закировой.
Много дают ей встречи и с другими новаторами, с руководителями района и республики: ведь она член обкома комсомола, депутат райсовета. Уфа и Москва стали для нее родными. Самой радостной была последняя поездка в столицу в марте прошлого года. Двадцатилетней свинарке из башкирского аула вручили Золотую Звезду Героя Социалистического Труда и орден Ленина. Сошлись в рукопожатии маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный, имя которого при жизни стало легендарным для нашей молодежи, и молоденькая колхозница, достойная представительница поколения, которое с честью продолжает дело, начатое отцами на руинах старого мира.
НЕТ КОНЦА ДОРОГЕ
Вышла Рамзия в путь-дорогу робкой маленькой девочкой. Но росла девочка—ширился ее мир: школьные друзья, лесники и колхозники, подруги по работе…
И Рамзия начала щедро платить за то, что дали ей люди. Медленно, но верно она стала оказывать влияние на окружающих: на семью — в процветании свинофермы колхоза имени Матросова есть доля бескорыстного труда отца, мужа, братьев и сестер Рамзии; на работников фермы, на тружеников своего села и района. Да разве только на них! Все чаще с трибун конференций и совещаний слышим мы ее дельные речи.
Но главная ее сила не в речах, а в делах. Ее пример поднимает и других на подвиг.
Лишь жалкие людишки, вроде тех, что встретились мне на станции Кандры, цедят свое: дескать, это начальство проголосовало. Но разве мы не знаем, кто голосовал за Рамзию Гайфуллину, «выдвигая» ее в знаменитости? Голосовали ее счастливое детство и прекрасная юность, голосовали дед Тихон и его внучка Валя, бабушка, сгорбленная горем, голосовали миллионы ее друзей, Голосовала наша прекрасная и удивительная жизнь!
…Идет свои путем молодая свинарка. Долго присматривалась к ней одна звездочка. Пять лет любовалась она трудовым подвигом Рамзии и, выбрав пять самых горячих и светлых, пять самых золотых своих лучей, соединила их на ее груди в Золотую Звезду Героя.
Ремиль ХАКИМОВ Башкирская АССР
Крестьянка № 9 сентябрь 1961 г.
