5
Все-таки на первом аэростате девчатам было труднее, чем на втором. Ветер упорно дул вдоль аллеи, и первый аэростат принимал на себя всю мощь ударов, рвался и трещал, а второй почти спокойно прятался за его спиной. Только изредка вздрагивал и метался под особенно сильными порывами.
Быстро темнело. Время, казалось, остановилось. Оно не приносило никаких перемен. И только по сгущавшейся темноте можно было понять, что оно уходит, утекает, исчезает. Все так же безостановочно дул ветер, лил дождь, иногда гремел гром, и, как испуганные животные, вздрагивали и метались аэростаты, и висели на них, вперемежку с балластными мешками, мокрые, окоченевшие люди.
У Лельки онемели руки, ноги, шея, и все тело стало, будто не свое, будто чужое, каменное, И тускло, устало, даже лениво хотелось, чтоб все это хоть как-то кончилось; пусть любым страхом, пусть даже смертью, только бы кончилось!
Не выдержала, отпустила руки, заплакала и побрела куда-то в сторону одна девчонка с первого аэростата. За ней кинулась другая. И сейчас же аэростат освобожденно рванулся, задрал корму и выдернул из земли железный крепежный штопор. Лелька заметила, как черной молнией метнулся он в воздухе, и вслед за тем раздался отчаянный девичий вопль.
Лелька изловчилась, поменяла руки, повернула голову и увидала, что кто-то корчится и стонет наземле возле первого аэростата. Мгновенно Лельку сдуло вниз. Она молниеносно казалась возле упавшей девчонки.
— Руку, руку, осторожней! — просила та.— Руку перебило.
Лелька узнала голос сероглазого старшего сержанта.
— Где у вас пост? — крикнула Лелька.
— Налево, в землянке… Да ты давай к аэростату! Сорвет ведь! Я сама…
— Вот перевяжу — тогда и к аэростату,— ответила Лелька.— Я все-таки медсестра.
Землянка была метрах в пятидесяти от аэростатов, и поперек ее крыши, раскинув во все стороны сломанные свежие ветви, лежал тополь.
«И не слыхали, как сбило»,— подумала Лелька. Раздвигая прикрывшие вход мокрые ветки, девушки в темноте пробрались в землянку, и несколько раз Лелькина спутница вскрикнула: ветки задевали перебитую руку.
В землянке Лелька сказала: «Потерпи»,— и, не обращая внимания на стоны и вскрики девушки, осторожно прощупала руку от плеча до запястья. Штопор перебил локтевую кость, но перелом был закрытый и вокруг него быстро нарастала опухоль.
— Где у вас тут огонь? — спросила Лелька.
— Сейчас нашарю,— ответила девушка.— Тебя как звать-то?
— Лелькой.
— А меня Ниной. Вот спички. Чиркни. Коптилка в углу.
Лелька засветила коптилку, быстро огляделась в землянке, усмехнулась.
— Как в пещере. И спите тут же?
— Нет, спим в академии. Тут только пост.
— Ну, это еще ничего. Клеенка тут отыщется? И бинт хорошо бы…
— Клеенка на столе. Бинт в аптечке, возле коптилки. А ты бойкая. Москвичка, должно быть? Москвички все бойкие.
— Тагильская я,— ответила Лелька.— С Урала.
— Ишь ты! Землячка! А я с Ревды.
— Ничего себе землячка! Меж нашими городами километров двести, не меньше.
— Тут мы все земляки! Раз с Урала… В одном эшелоне ехали…
Лелька быстро отыскала бинты, сдернула клеенку со стола и располосовала ее. Потом предупредила Нину:
— Ну, теперь снова терпи. Положено гипс, раз перелом. Или хотя бы шину. Но шины тут нет. И загипсуют тебя другие. А я уж подручными средствами.
Она сделала тугую повязку, замотала поверх нее руку полосами клеенки, снова закрепила бинтами, спросила:
— Может, тебя переодеть? Есть тут что сухое?
— Шинели только. Да ты иди, я сама закутаюсь.
— Шла бы ты вообще в академию, на КП. Там бы и гипс положили.
— А пост? Аэростаты как же?
— Я покомандую. Ефрейтор все-таки! — Лелька усмехнулась.— Большой начальник. Опять же аэростатчица. Ну, бывай!
Она рванулась из землянки в темноту, к аэростатам. Мокрые, холодные ветви упавшего тополя хлестнули по лицу, но Лелька быстро пробилась сквозь них и помчалась к широкой аллее.
6
Все опять висели на первом аэростате. На втором не было никого. А первый метался и стоял косо, задрав кверху корму и слегка повернувшись набок. Лелька поняла, что сорвавшуюся оттяжку так и не закрепили. Она сразу кинулась туда, к этой оттяжке, но мужской голос остановил ее резким окриком:
— Не сметь!
Лелька вздрогнула, задержалась, и голос уже тише добавил из темноты:
— Там штопор пляшет.
— Найди запасную оттяжку! — распорядилась Лелька. — Я этого плясуна захлестну.
Оттяжку ей подали через минуту. Однако захлестнуть штопор было не так-то просто. Он метался в темноте, почти невидимый, дважды стукнул Лельку по голове, и она уже чувствовала, что сражение со штопором может кончиться для нее плохо.
У другого конца аэростата, возле носа, страшно затрещала и повалилась поперек аллеи береза. Видно, один из ее сучьев перебил переднюю оттяжку, и аэростат, рванувшись, на какую-то секунду наклонился на тот бок, где вертелась и прыгала Лелька. Неуловимый черный штопор покорно лег на песок у ее ног. Лелька прыгнула на него, словно кошка на мышь, вцепилась и захлестнула запасную оттяжку за его кольцо. Теперь штопор был не опасен: канат длинный, можно усмирить.
Уже через секунду аэростат перевалился обратно, и штопор взмыл вверх, ободрав Лельке канатом ладони. Но штопора она теперь не боялась. Боялась аэростата — удастся ли усмирить его?
Запасную оттяжку Лелька замотала за дерево и слегка притянула этим корму аэростата. Потом кинулась к носу. Но тут все успели и без Лельки. Две девушки висели на носу, а моторист привязывал к лопнувшей передней оттяжке новый конец.
Так продолжалось всю ночь. Одно за другим валились по сторонам деревья, не переставая хлестал дождь, лопались оттяжки, и Лелька вместе с мотористом носилась вдоль аэростата, привязывая то одну, то другую.
В сапогах было полно воды, она лилась через край. Прилипшая, мокрая одежда сковывала тело, тормозила движения. Стыли под холодными струями спина и непокрытая голова, саднило содранные штопором ладони.
В середине ночи ненадолго мелькнул мокрый и злой Смирнов — видно, носился всю ночь по постам,— пообещал прислать еще кого-нибудь, но так никого и не прислал. Наверно, некого было. Видно, весь небольшой КП был в разгоне и вперемежку с бойцами висел на аэростатах.
Выползла на аллею в накинутой шинели сероглазая Нина с перевязанной рукой. Но ее дружно прогнали обратно в землянку.
Под утро, когда уже светало, отчаянный, видно, последний порыв бури сорвал первый аэростат со всех оттяжек. Он висел над землей, и удерживали его теперь только люди да шестнадцать обязательных балластных мешочков с песком. И никто из бойцов уже не мог спрыгнуть, чтобы закрепить канат. Спрыгнешь — нарушится равновесие, аэростат скинет остальных бойцов, как скинул их в апреле на посту уралмашевки Насти Васильевой, и уйдет. И тогда все муки зря.
Ветер стал стихать, прекратился дождь, а люди все висели, и никто из них не решался отпустить крепежные канаты.
И тут снова появился на посту мокрый, охрипший Смирнов.
Он пробежал вдоль аэростата, понял, в чем дело, и кинулся крепить оттяжки с носа — одну, другую, третью.
Лелька первой смогла спрыгнуть на землю и побежала к корме — крепить оттяжки. За полчаса все было сделано: аэростат смирно стоял на биваке, а ошалевшие после бури люди — мокрые, грязные, измученные — переминались рядом, еще не веря, что все кончилось, что все остались живы, что аэростаты не унесло. Пройдет день, высохнет одежда, подкачают аэростаты, и вечером они снова подымутся в небо, преграждая вражеским самолетам путь к столице.
— Хорошую девушку вы нам прислали, товарищ старший лейтенант,— тихо сказал моторист.
— Плохих не посылаем.— Смирнов устало улыбнулся.— Помогла?
— То есть даже очень! Без нее мы бы аэростат упустили. Может, вы ее нам оставите?
— Ишь ты! — Смирнов качнул головой.— Она, небось, и у себя не лишняя! Как тебя звать-то, ефрейтор? — Ольга Кротова, товарищ старший лейтенант.
— Объявляю тебе, Кротова, благодарность от имени командования!
— Служу Советскому Союзу!
Забывшись, Лелька привычно отдала честь и тут только вспомнила, что грязная пилотка заткнута у нее за пояс и что «к пустой голове руку не прикладывают».
«Ну вот, опять!..» — подумала Лелька.
Вокруг смеялись девчата. Смеялся круглолицый Смирнов. Смеялся длинный, в короткой гимнастерке, моторист. Махнув рукой, засмеялась и Лелька. Что уж тут делать, когда все над тобой смеются?
Журнал Юность № 5 май 1974 г.