Молодежь на рубежах 10-й пятилетки
Борис Каченовский

Сын Петра Павловича Карзанова, Геннадий, женился рано, как и отец,— только армию
отслужил, только на завод вернулся, и подали они с Валентиной заявление в загс. Петр Павлович с женою и младшими переехал после свадьбы в крупнопанельный дом на песчаном пустыре, получив от завода четырехкомнатную квартиру, а молодые остались в дедовской, в зеленом Почтовом переулке. Так что на работу Карзанов и его сын выходили порознь. Перед проходными их путь пересекался, и дальше шли они к мартеновскому цеху рядом.
Смотреть со стороны, так их за отца и сына вряд ли посчитаешь. Приятели скорее. Старшему — чуть за сорок, младшему — двадцать с небольшим. Но дело не в одном лишь возрасте…
То, что Петр Павлович Карзанов стал сталеваром, дело случая. Привезли их, группу деревенских ребятишек, в голодном сорок седьмом в ФЗУ «Стальзавода». Построили у барака, и пошел вдоль ряда мастер, вглядываясь в лица и прикидывая на глазок, кто из ребят покрепче будет.
— Захаров, Мотылев, Карпеко, Карзанов…— группа сталеваров! — зачитали по списку. Карзанову послышалось: «группа столяров»,— и он обрадовался. Столяры в ту пору, после войны,— самый необходимый народ были… А что такое работать сталеваром, Петр ни малейшего понятия не имел. И, тем не менее, стал сталеваром сразу, с ходу, что называется. Может быть, его единственного за всю историю Бежицкого сталелитейного восемнадцати лет от роду поставили бригадиром к мартену. Всего пять месяцев в подручных ходил! Ни до того, ни после таких молодых сталеваров не было. По крайней мере, такого случая на заводе не припомнят. Так что же такого нашли в нем первые его учителя-сталевары? Наверное, увидели в парне упорство, настойчивость, умение уважать свое дело и самого себя. Такой человек не будет хитрить с печью, играть в кошки-мышки с работой. Петр Карзанов рос в семье, где детей было десятеро, и никогда ни от какого дела не бегал. Не ушел он и со «Стальзавода», хотя многие, кого вместе с ним из деревень в ФЗУ привезли, потихоньку разбежались, не прижились у мартенов.
Это об отце. А вот история сына.
То, что сын Петра Павловича еще со школьных лет рвался в подручные сталевара, я знал давно. Но знал также и другое: в семье не одобряли такого рвения. Хотели, чтоб Геннадий учился в институте, стал инженером. Сын же, хотя и неплохо успевал по всем предметам, поступать в институт не собирался. Однако и мать за свое держалась крепко: «Хватит того, что мы с отцом у мартенов жаримся».
Лидия Семеновна — лаборант экспресс-лаборатории, и на ее долю тоже высокой температуры достается с избытком. Спорили, спорили они, но, в конце концов, решили: поступает сын токарем в арматурный цех того же «Стальзавода»… А потом — армия. «После армии,— надеялась мать,— узнает, почем жизнь достается, да и подаст документы в вуз». Однако сын после армии пошел к мартену. «Ты не возьмешь,— сказал отцу,— устроюсь на другой завод. Но сталеваром все равно буду».
Это событие — приход сына в мартеновский — почти совпадало по времени с другим моментом в жизни Петра Павловича: присвоением ему звания Героя Социалистического Труда. Событием радостным, значительным, торжественным. Но и сложным. Дело в том, что Бежицкий сталелитейный завод — это не Магнитка и не Череповец, не Липецкий металлургический и не днепровские гиганты, известные всей стране. Здесь, в Бежицах, и печи небольшие и задачи, стоящие перед заводом, поскромнее.
«Там, на гигантах, металлурги — богатыри, чародеи!.. А мы что — обыкновенные рабочие»,— так рассуждали многие сталевары, формовщики, литейщики Бежицкого «Стальзавода».
И хотя в своем кругу они признавали Петра Карзанова первым, но это в своем кругу. Когда же официально, на весь Советский Союз провозглашены были выдающиеся заслуги Петра, некоторых это как бы озадачило. Был Петр в их глазах в общем то, как все. Ведь многие дают сталь сверх плана. Многие и премии получают. Многие имеют ордена и медали. А тут вдруг одного как бы над всеми вознесли, на всю Россию прославили!.. Удивительно!
Нужно сказать, Петр Павлович спокойно и трезво отнесся к своему новому положению. Сперва с удовольствием, а потом терпеливо позировал он фотографам и кинооператорам. Ходил на выступления в школы и во дворцы культуры, хотя публично выступать для него — легче плавку лишнюю выдать. Заседал на сессиях горсовета. Забот и хлопот у него прибавилось. И хотя это не мешало ему работать на заводе по-прежнему мастерски, стали Петра Павловича некоторые сталевары обходить. Но в этом-то и заключалась самая главная победа Карзанова. Его
товарищи как бы «рванулись» за ним. На его, карзановском, примере убедились: не надо искать богатырей и кудесников за тридевять земель — героем можно стать здесь, на скромном бежицком «Стальзаводе».
На рабочей биографии Геннадия вся эта история отразилась довольно странным образом. Хотя уже почти год список передовиков социалистического соревнования сталеваров завода начинался с Геннадия Карзанова и его комсомольско-молодежная бригада больше всех выплавила сверхплановой высококачественной стали, успехи Геннадия многие пытались объяснить славой и авторитетом отца. Понять скептиков можно было. Ведь Геннадий — самый молодой сталевар: и по возрасту и по опыту работы. Всего-то и пробыл в подручных около года, в то время как другие ходят десятилетиями… Добивался объяснения сего «чуда» и я.
— Геннадий Карзанов? — переспросил меня один из мастеров другой смены, не «карзановской»,— Геннадий Карзанов — это заслуга старшего мастера… Вот отец у Гены — тот да. Сталевар с большой буквы А сам Гена… На ком лучше всего показать свое умение и организаторские способности старшему мастеру? На молодом сталеваре. Ведь старые — те и сами по себе зубры. А молодой передовик… В общем, ясно: первое место Геннадия — это отличная работа Игоря Николаевича Артюшина.
Я спорить не стал. В чем-то собеседник прав. Но все же я спросил:
— У вас в смене тоже есть молодой сталевар. И вы неплохой мастер, ваша смена второе место по цеху держит. Так почему же вы не обеспечили первое место среди бригад своему молодому бригадиру?.. Или хотя бы второе, третье?..
Мастер смутился…
— Сталеваром Геннадия отец сделал,— говорили почти в один голос бригадиры других мартеновских печей.— Он у отца был подручным. Потом отец передал его Григорию Лапочкину, опытному сталевару. А когда сына самого поставили к печи, отец откомандировал ему на время своего первого подручного Николая Царькова.
— Геннадий Карзанов — очень скромный, старательный и памятливый юноша. Он присматривается ко всем сталеварам, запоминает приемы их работы. А в нужный момент, словно электронная машина, моментально выбирает из своей памяти лучший в конкретных обстоятельствах вариант действий… Знаете, у нас особого творчества не требуется. Нам важнее точное знание инструкций и их железное соблюдение.
Так мне объяснил «чудо» Геннадия Карзанова немолодой инженер, занимающий одну из руководящих должностей. Признаться, мне пришлись не по душе подобные объяснения.
Все-таки, где бы и кем человек ни работал, действует он иначе, чем ЭВМ. Да и не очень убедительно.
Ближе всех к истине, на мой взгляд, показались слова старшего мастера Артюшина, который перво-наперво отверг приписываемые ему исключительные заслуги в успехах Карзанова-младшего, а потом просто сказал:
— Бывает у людей талант к чему-нибудь?.. Вот у Геннадия и есть талант.
Вспомнились слова Короленко о том, что талант — это накапливаемые от поколения к поколению способности к какому-либо роду занятий, однажды со всей силой и яркостью проявляющиеся в одном конкретном человеке — наследнике целого ряда способных людей.
У Геннадия Карзанова не только отец сталевар. По материнской линии у него вся родня — и дед, и прадед, и дядья, и братья двоюродные, — все к горячему металлу имели или имеют касательство. Может, и прав Артюшин: талант?!
В тот день, когда произошла авария, Карзановы, встретившись у проходной, не спеша направились к своему цеху. Не спеша, ибо всегда приходили загодя. Поднялись на третий этаж, переоделись в бытовке.
Петр Павлович любил посидеть, натянув на себя толстую суконную робу и туго зашнуровав ботинки, перекинуться в тишине словцом-другим с приятелями-сталеварами, порасспросить, какая шихта на подходе, как работалось в ночную. Потом он отопьет из чайника кипяченой воды, мимоходом глянет на себя в зеркало, и пойдут Карзановы из бытовки по длинному железному мостику над грохочущими, пыхтящими, сверкающими, чадящими литейными и обрубными пролетами к своим печам. У них и мартены рядом: № 1 и № 2.
Стрелка часов едва коснулась восьмерки, когда Петр Павлович и Геннадий заступили на смену. И все шло своим отлаженным порядком, к которому они привыкли, в который, можно сказать, уверовали и которому истово поклонялись.
Сталевар, от которого Петр Павлович принял печь, успел сварить и выпустить свою плавку. Цех до самых закопченных углов осветился заревом от льющейся в ковш стали. Это как гигантский салют, пятиминутный праздник, всегда волнующий,— трудно быть равнодушным в такой момент. Однако Петр Павлович чужую сталь не пошел смотреть. Он поспешил заправить печь, чтобы заровнять, сгладить на стенах и подине все трещинки, ямочки, выбоины, чтобы была ванна печи, как ванна, а не как разбитое корыто.
Времени на заправку дается немного — двадцать минут. Но Петр Карзанов стремится хоть пять минут да сэкономить.
Тут не так важна сама экономия, хотя сталевару, как говорится, и пять минут дай сюда! Важно не упустить тепло из печи после выпуска стали.
Упустишь тепло — на расплаве металла скажется: тогда из-за этих пяти минут и полчаса и целый час потерять можешь. Заправка печи у Карзанова-старшего прошла, как всегда: четко, без лишнего гомона и суматохи. Подручные понимают бригадира без слов — по движению руки, по взгляду — и действуют без подсказки.
Все нормально обстояло и у Геннадия. Младший Карзанов принял печь с уже расплавленным металлом. Нужно было дотянуть, как говорят сталевары, довести металл, как доводят повара почти готовый суп. Пробуют на вкус: то ль сольцы добавить, то ли перчику или лучку свежеподжаренного? Так и здесь. Беспрерывно берутся пробы — отправляются в экспресс-лабораторию. Замеряется температура. Тут, сталевар, гляди в оба! Ответственный момент!
Подошел Петр Павлович к сыну, постоял молча, поглядел через глазок в заслонке на мелко булькающую сталь, осмотрел пробу, испытанную на излом. Ничего не сказал. Он всегда так, правило у него выработалось: если даже видит, что сын ошибается, не вмешивается. Во-первых, поправлять сталевара — дело сменного или старшего мастера. Во-вторых, сын—такой же бригадир, как и отец, а значит, полновластный хозяин у своей печи. Но, главное, Петр Павлович, даже когда сын его еще ребенком был, никогда не понукал его, не прикрикивал, не одергивал:
дескать, делай, как я говорю, а не как сам надумал. Чтобы не сбивать с толку. Не лишать драгоценного чувства уверенности в себе… Закончи дело — тогда, что ж, и обсудить и проанализировать можно во всех подробностях.
А когда человек работает, не гуди под руку, не мешайся.
Побыл Петр Павлович у мартена № 2, перемолвился со старшим мастером, старинным товарищем своим Игорем Николаевичем Артюшиным, и пошел к своей печи.
И пока Геннадий готовился к выпуску металла, Петр Павлович подгонял крановщика, стремясь ускорить завалку. Здесь есть резерв во времени, можно кое-что сэкономить. Карзанов-старший, разумеется, в таком случае не упустит своего. Да и как упускать! Если станешь миндальничать и себе и другим слабину прощать, тогда не то что сверхплановой стали не дашь, да и в норму едва ли уложишься. А Карзанов по полторы тысячи тонн в год давал сверх плана.
Карзанов-младший уже в отсутствие отца выдал свою плавку. Тут же, чтоб не упустить тепла, начал заправку печи.
В это время ему сказали, что на отцовском мартене случилась авария. Да, случилась авария. Ничего страшного не произошло, хотя последствия ЧП могли быть катастрофическими. Мог обрушиться свод печи или, того хуже, взрыв 60-тонкого мартена… Петр Павлович в постоянном гуле, реве печи, в ее зеленом рваном пламени, бьющем через заслонки, в ее густом рабочем дыхании вдруг уловил, почувствовал, кончиками нервов ощутил что-то необычное. Заглянул через глазки и пытливо, метр за метром исследуя мартен, вскоре заметил, что в багровое зарево металла хлещет вода. Как выяснилось позже, из-за перебоя в подаче промышленной воды перегорели водоохлаждаемые трубы одного из защитных экранов передней линии печи… Петр Карзанов немедленно приказал перекрыть воду, прекратить загрузку шихты, до минимума сбавил подачу топлива.
К мартену тут же прибыла поднятая по тревоге ремонтная бригада. Решено было производить горячий ремонт печи.
По инструкции сталевар и его бригада должны здесь отступить на второй план. Бригада Карзанова осталась с ремонтниками, и через пять с половиной часов мартен был снова в деле.
Вот так, ничего страшного вроде и не произошло.
Сталевар, принявший смену от Петра Карзанова, только-только погрел печь лишний часок. Петр Павлович в чрезвычайных обстоятельствах оказался, как и всегда, на высоте. И сын в этой ситуации открылся для многих в цехе сильной, мастерской стороной, серьезно поколебал скептиков: мол, еще зелен, купается в лучах отцовской славы…
Ведь что получилось. По графику Карзанов-старший должен был выпустить плавку к 16 часам. И вот мартен № 1 выбывает из строя. Что следует за этим? Простой нескольких цехов, которые рассчитывали на 60 тонн карзановской стали. Это — дело нешуточное. Разумеется, тут же все бригады взяли на себя дополнительную долю выплавки металла, запланированного на смену. А Геннадий переплюнул всех, решил сварить свою плавку не за восемь часов, а чуть ли не вдвое быстрее нормы — за пять с половиной.
Есть отличные, буквально незаменимые первые подручные сталевара — все знающие, все понимающие, но так за всю жизнь и не рискнувшие сварить самостоятельно ни единой плавки. Бывают и сталевары, которые не могут решиться вести скоростную плавку. Геннадий решился.
Карзанов-младший подошел к своей задаче творчески и решил ее талантливо. Обычно для ускорения расплава шихты в ней увеличивают дозу чугуна, а порцию металлолома соответственно сокращают. Но этот более легкий путь мстит за себя: потом требуется больше времени для выгорания углерода. Да и сам чугун стоит вдвое дороже, нежели металлолом. И специальные добавки — особенно ферромарганец — весьма дороги, а чем больше чугуна, тем больше и добавок… Геннадий применил послойную загрузку печи: слой лома, слой чугуна. Работал на максимальном режиме. При этом была опасность сжечь насадки, через которые выпускаются отходящие газы. А насадки — это «легкие печи», подзапалишь их — и печь сядет, не сможет «дышать». Однако можно, давая максимум топлива, производить частую искусственную перекантовку газа, подавать его с разных сторон… Словом, сократил Геннадий и время расплава и затраты на дорогостоящие материалы.
Впрочем, я невелик специалист, нет у меня задачи во всех подробностях описывать плавку. Я говорю о молодом человеке, превосходно и совершенно самостоятельно решившем трудную задачу. Именно самостоятельно — вот что очень важно, если иметь в виду разговоры о том, будто Карзанов-младший — всего лишь старательный и способный исполнитель, руководимый и направляемый в каждом его шаге отцом, великолепным мастером… Так вот, в тот день, в день аварии на мартене № 1, не только Петр Павлович, но и мастера, и заместители, и начальник цеха — все специалисты были заняты срочным и сложным горячим ремонтом печи, Разумеется, Карзанов-младший не был предоставлен сам себе, контроль за ним был. Но ни о какой опеке не могло быть и речи…
Конечно, младший Карзанов не обладает пока отцовской закалкой, он мягче, ранимее, тоньше. Но кто сказал, что эти черты характера — недостаток? И так ли уж редко они проявляются как достоинство? Жизнь не повторяется от отца к сыну, да и не может повториться. Жизнь расширяет, обогащает и профессиональные и человеческие достоинства каждого из них.