Юрий Мишаткин

Что я знал до приезда в Нарву о строительстве Прибалтийской ГРЭС? Почти ничего, так как лишь изредка читал о ней в газетах. Знал, что после окончания строительства эта ГРЭС станет крупнейшей в нашей стране тепловой электростанцией на сланце, что первый турбогенератор вступил в строй около четырех лет назад, что стройка объявлена всесоюзной ударной комсомольской и занимает третье место в соревновании молодежных строек страны». Вот, кажется, и все.

«Все будет в норме!»
Перелистав мою трудовую книжку, заведующий отделом кадров говорит: — Пойдете на второй участок в комплексную бригаду Кулашенкова. Он ваш ровесник — тоже 1934 года. Бригада — комсомольская, ей присвоено имя XXII партсъезда. Профессией долго овладевать не придется: новички после десятого класса всем премудростям кровельного дела обучаются за неделю. Так что приступайте.
И вот я шагаю по шпалам узкоколейки к прорабу второго участка.
Впереди — стройка. В равнодушное дождливое небо всматриваются четыре дымящие трубы. Со здания с широкими пролетами окон сыплются на землю искры электросварки. А поодаль, почти под самыми искрами, у гудящего и лязгающего экскаватора, опершись на черенки лопат, разглядывают «Журнал мод» две девушки. Челки у них давно выгорели, носы облупились.
Прораба Илью Борисова я встречаю в машинном зале. Он стоит, прислонясь к опалубке, шуршит в руках мятым листом «синьки» и сквозь зубы вспоминает кого-то недобрыми словами. Нетрудно догадаться, что к прорабу я пришел совсем не вовремя.
Отобрав направление, Борисов заталкивает его в карман своей куртки и спрашивает:
— Машинный зал знаешь? Нет? Ну, не маленький — сам найдешь; некогда мне в экскурсоводы переквалифицироваться. Там, на кровле, и найдешь Кулашенкова. Разряд какой имеет? Никакого? Тогда скажешь, пусть подсобником ставит.
Борисов проговаривает все это сердито, не глядя на меня. И лишь под конец его голос становится немного ласковее:
— Откуда к нам?
Я не успеваю ответить, как прораб сам помогает мне:
— На практику или так, на время, по собственному желанию?
— На практику…
— Сам не с энергетического?
— Нет, с филологического…
— А-а-а…— тянет Борисов. — Ну, ступай. Прямо по лестнице наверх.
Наверх так наверх. И я лезу вверх по металлической лесенке.
Чем выше, тем сильнее ветер. Он раскачивает лесенку, холодит руки и старается сбросить меня вниз.
Чем выше, тем ближе небо. Солнце слепит глаза, и поэтому карабкаться по скользким от недавно прошедшего дождя перекладинам приходится на ощупь, зажмурившись.
Чем выше, тем ощутимее кислый запах дыма от сгорающего в котлах горючего сланца, тем труднее дышать, тем горче в горле.
Наконец, я на крыше ГРЭС, у самых ее труб. Но стоит мне сделать первый шаг, как что-то липкое хватает и не отпускает ступни моих ног.
— Ты, влез в мастику, как тот воробей! — смеется парень в тельняшке.— Только тот воробей крылышками махал, а этот гражданин-товарищ глазами хлопает. А ну, давай руку!
Парень помогает мне вылезти из вязкой битумной мастики, которой залит участок крыши, и советует:
— Под ноги надо смотреть, А ты очи по сторонам пялишь. К нам направили?
— К вам, — наугад отвечаю я, еще не зная, к кому это «К вам».
— К Кулашенкову? Да.
— Тогда в самую точку попал. Вот он, Кулашенков.
Бригадир Кулашенков удивительно не похож на многих бригадиров, о которых я прежде читал в повестях и рассказах. Во-первых, Кулашенков выглядит моложе остальных в своей бригаде. Во-вторых, у него нет и в помине тех самых усов, которыми я почему-то раньше мысленно наделял всех на свете бригадиров. А в-третьих, — и это самое удивительное — бригадир отчего-то смущен и робко знакомится со мной.
— Новичок, значит, — говорит он, — Девятым будешь. Звать-то как?
Кулашенков и семеро из его бригады по очереди пожимают мне руку. А затем отходят в сторону, и каждый с любопытством ощупывает меня взглядом, словно прикидывает в уме, что я за человек. Рядом остается лишь парень в тельняшке. У него веселые и нахальные глаза-щелки, а на крутом лбу спутались кружочки волос.
— Не грех студенту узнать, как рабочие гроши даются, — говорит он. — Только учти: у нас все по-честному поставлено, без мухлевания. Слышал, чай, какое звание бригада носит? То-то!
— А что подсобником будешь — это не беда, — добавляет Кулашенков. — Все с подсобников начинали. Не ты первый.
— Все карьеры начинаются с подсобников, — соглашается парень в тельняшке. — Как говорится, «с малого до великого один шаг». Что за человек будешь, увидим. Главное, чтоб не нытиком оказался и, когда ужас как трудно станет и от этого волком взвыть захочется, песни бы пел. А так подойдешь. Ты не невеста, мы не женихи, чтоб в смотрины играть. Все будет как надо, все будет в норме. А меня зовут Сергеем. Фамилия Рублевский.
И, хлопнув меня по плечу, с улыбкой добавляет:
— Одно жаль, что не девушку к нам прислали. А то в бригаде одни мужики собрались и нету ни одной юбки.
Сергей улыбается, заправляет за пояс тельняшку и смотрит в небо.
— А в Асуане сейчас жарища! — словно самому себе говорит он.
— Наш Серега в Египет собирается, — подтолкнув меня в бок, шепчет длиннорукий парень в фуражке, надетой козырьком к затылку.— Ночи не спит — все ждет, когда его документы рассмотрят на Асуан пошлют.
Я тоже смотрю на небо. И на солнце в этом высоком небе. И удивляюсь, что пока добирался до кровли, до места своей новой работы, солнце перегнало меня и теперь цепляется за дымящие трубы.

Журнал «Юность» № 8 август 1963 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Первое, что отныне входит в мои обязанности, — это в начале каждой смены разогревать битумную мастику. Разогревать приходится больше на костре и изредка форсункой.
Пока удается разжечь костер или отрегулировать форсунку, я успеваю изрядно прокоптиться.
— Трубочист! — подшучивает Дима Ловягин, а мне вовсе не до смеха, со злости я сплевываю сажу.
С трудом раздув костер под баком с мастикой, я и ребята из бригады макаем в разогретый битум кисти и вручную мажем ими кровлю. А затем, опять же вручную, разматываем рулон рубероида и настилаем его на мастику. Позже на рубероид лягут плиты пенобетона. Щели в них надо заделывать шлаком и сверху покрывать раствором цемента. И так почти целый день.
В первые дни, честно признаться, я так изматывался на этой однообразной работе, что к вечеру даже не мог отвечать на шутки, которые сыпались в мой адрес. А потом немного привык и, когда от усталости хотелось прилечь и махнуть на все рукой, смотрел то на небо над головой, то вниз, где муравьями копошились люди и по-комариному тихо гудели бульдозеры.
Сверху, с кровли стройки, удивительно много можно рассмотреть. И крановщика в его кабине, покусывающего мундштук папиросы-«гвоздика», и шушукающихся между собой девушек-электросварщиц на лесах здания, и нетерпеливую очередь к продавщице кваса, и нескончаемый поток машин на дороге, и даже плановиков в окнах управления ГРЭС, звенящих на своих арифмометрах и стреляющих костяшками счетов.
— Эх, Василия Ивановича бы сюда! Пусть бы сам попробовал клеить, — любит часто повторять Леша Семенов и украдкой зло чертыхается. — Или, еще лучше, не его одного, а и весь его отдел!
В ответ ребята отмалчиваются. Но тоже, наверное, недобрыми словами поминают отдел главного механика.
Как-то, увидев на страницах журнала «Строитель» чертеж и схему удивительно простого станка для механической клейки пароизоляции. Кулашенков и прораб Илья Борисов пошли в отдел главного механика. Начальник отдела Василий Иванович посмотрел чертеж и заверил, что сделать такой станок и на нашей стройке — раз плюнуть.
Но минул месяц, а МЫ по-прежнему клеим допотопным способом — вручную.
«Выдержка у ребят что надо,— думаю я, крутя кистью в баке с битумом. — Она-то, эта выдержка, и Василия Ивановича спасает. Не будь у кровельщиков выдержки — мигом бы он строгача отхватил, на партбюро слезы бы лил да каялся и тотчас станок сделал бы. А может, вредная это вещь — выдержка, когда миришься с такими, как Василий Иванович? Мы
промолчали, другие жаловаться не пойдут, третьи требовать не станут — вот он и привык лишь обещать все и ничего не выполнять…»
— Хватит, терпению моему конец вышел! — говорит Жора Филатов, словно догадываясь, о чем я только что подумал. — Возьму за грудки этого Иваныча и так тряхну — пусть потом хоть акт в милиции составляют!
— Чем на пятнадцать суток нарываться, лучше бы своим умом прикинул, как тот станок самим соорудить, — советует Кирилл Каялин.— А то два курса техникума за спиной имеешь, а сам отношения руками выяснять собираешься.
— А что, и прикину! — горячится Жора.— И побыстрее, чем механики чесаться кончат!

Журнал «Юность» № 8 август 1963 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Квадратный метр готовой кровли оплачивается в зависимости от того, какую именно кровлю нам приходится делать. Когда-то при выписке нарядов бригада частенько вступала в долгие споры с мастером и прорабом. Ребята требовали лишь «выгодную» кровлю и от «дешевой» отказывались наотрез.
«Мы тоже не лыком шиты и знаем, что почем», — любили повторять кровельщики. И как прораб участка (в то время им был Павлов Василий Ефимович) ни пробовал усовестить ребят, «нажать» на их сознательность, все было напрасно.
Однажды бригада не нашла Павлова в прорабской будке. Не было его и у электриков.
— На пенсию, что ли» ушел? — заметил кто-то из рабочих, и все тут вспомнили, что их Ефимычу скоро действительно можно уходить на пенсию.
Но прораб не собирался уходить на покой. Это бригада поняла сразу, придя к транспортеру котельного цеха.
Ефимыч сидел на корточках и смывал с пола сланцевую пыль.
— Молодость, что ли, решили вспомнить, а? — спросили прораба. — Где наряд?
Ефимыч промолчал, продолжая мыть бетонное основание под транспортером.
— Чокнулся, ей-богу! — решили ребята. — Его спрашиваешь, а он в рот воды набрал!
А Ефимыч. между тем, укладывал на пол раствор и растирал его полутеркой. Когда же закончил бетонировать, привстал, разогнул затекшую спину и спросил:
— Чего скучаете? Шли бы в курилку иль в столовую. А то стойте, свет застите. Видите, чай, что на сегодня вам наряд выпал безбарышный, «глупый».
— Это как? — не поняли ребята.
— А так. Под транспортером пол надо бетонировать. Тут много не заработаешь. Так что не скучайте понапрасну.
Бригада переглянулась. Первым сдался Костя Мясник:
— Тебя же, Ефимыч, другие бригады ждут,— напомнил он,— иди в прорабскую.
— Мы тут уж сами… — добавил Кирилл Каялин.
— Это можно,— словно ничего не произошло, сказал прораб и, отряхнув с рукавов пыль, пошел, было, к выходу, но остановился и спросил: — А за нарядом когда же явитесь? Если надумаете, обождать придется, я вам наряд еще не выписывал.
— Можно и обождать, — согласились ребята, и с того раза больше не спорили с прорабом о «выгодных» работах.
За нарядом теперь ходил один Кулашенков.
Когда же спустя несколько месяцев Ефимычу пришел срок покидать стройку и на собрании участка его торжественно проводили на пенсию, кровельщики на прощание сказали:
— Хитрый ты человек, дядя Василий!
— Без хитрости с такими, как вы, дня не прожить, — улыбнулся в ответ Ефимыч. — К вам подход нужен. Знаете, что почем.

Журнал «Юность» № 8 август 1963 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

А еще в пустыне Гоби обнаружены застывшие следы чьих-то ног, — говорит Сергей Рублевский,— Наукой точно доказано, что в этом месте пустыни раньше человек не бывал. Спрашивается: чьи следы? Ясно — пришельцев из космоса…
В небе горят костры звезд, а девять человек на крыше машинного зала ежатся на ветру и прячут в кулаки тлеющие папиросы.
Где-то внизу, в густом, как черничный кисель, сумраке, идет монтаж опор линии электропередачи, которая с пуском четвертой очереди строительства понесет энергию в Ригу.
— Или вот что еще, — продолжает Рублевский. — Как-то археологи раскопали в Африке череп неандертальца. И что бы вы думали? В черепе — дыра от пули… У кого в доисторическую эпоху огнестрельное оружие было, как не у марсиан или жителей другой какой планеты?
Рублевский часто поражает нас своею удивительной осведомленностью. То он рассказывает про сэра Джона Хокинса, который по поручению королевы Елизаветы грабил в море чужие бригантины и, значит, являлся первым в мире пиратом. То вот излагает различные научные версии, гипотезы и предположения о пришельцах из космоса.
Мы слушаем Рублевского, пускаем винтами табачные дымки и удивительно дружно, почти одновременно, сплевываем сквозь зубы. Честно сказать, всем нам совсем не до пришельцев из космоса.
Мы ждем, когда подъедет машина с плитами пенобетона и флегматичный, остающийся спокойным при любых обстоятельствах крановщик Петя поднимет их к нам на кровлю.
Так уж случилось, что бригаде пришлось остаться и во вторую смену. Утром, лишь только мы поднялись на крышу, прибежал мастер и срывающимся голосом сказал, что кран «БК-405» неожиданно переброшен на соседний участок. Там, дескать, затор, там, дескать, аврал, а нам по этой причине придется переходить на другую работу.
Мастер говорил все это торопливо, жалобно и так виновато, что никто из нас не выругался, не послал мастера с краном подальше.
— Надо, братцы, — добавил мастер.
— Ладно, — за всех ответил Дима Ловягин.
— Спасибо! — обрадовался мастер. — А то, честно вам сказать, выговор у меня наклевывался. Это если бы шуметь начали и жаловаться пошли. С краном-то моя промашка: еще вчера знал, что его у вас не будет, да не предупредил. Спасибо!
Хорошо, что наша бригада комплексная и восемь ее членов овладели смежными профессиями,— простаивать не пришлось, работа всегда найдется. Не будь этого, мастер получил бы свой честно заработанный выговор, а мы весь рабочий день от нечего делать загорали бы на крыше.
К вечеру, закончив остекление стены в котельном зале, мы снова увидели мастера. Запрокинув голову и придерживая рукой на голове фуражку, он стоял на нулевой отметке, у штабеля досок, и смотрел на нас, сидящих в люльках под самой крышей.
— Опять чего-нибудь намудрил,— Предположил Кирилл Каялин и, к несчастью, оказался прав. Не успели мы «приземлиться», как мастер со знакомым нам виноватым видом сказал:
— Хоть режьте, хоть что хотите делайте, только не могу я вас домой отпустить.
— Это как же? — удивился Жора Филатов.
— По какой причине? — настороженно спросил Костя Мясник, у которого вечером было свидание в городском парке.
— А по той, что кран нам дали. И только до утра. А утром опять отберут, — робко ответил мастер. — Тогда план окончательно накроется, и с кровлей мы к сроку не поспеем.
Мастер помолчал, почесал двумя согнутыми пальцами подбородок и, боясь взглянуть в наши глаза, сказал:
— Получается, надо во вторую выходить, раз кран дают…
И тут же, опережая наш взрыв возмущения, тихо добавил:
— Надо, товарищи…
«Надо? — подумал я.— Опять это слово, которым бросаются, когда прекрасно можно обойтись и без него!»
Так, наверное, подумали все в бригаде. Подумали и, быть может, вспомнив про бригаду плотников Петра Жупалова, промолчали. На монтаже фундамента под восьмую турбину вдруг оказалось, что не хватает арматуры. Тогда плотники взялись сами за арматуру и несколько ночей бок о бок проработали с бригадой Николая Изотова. И что же? Уложились вовремя, и фундамент турбины был закончен в срок.
Интересно, убеждал ля кто-нибудь плотников работать по ночам и заниматься не своим прямым делом? Интересно, говорили ли им «надо»? Наверное, нет.
— Принимай! — кричит из кабины крана флегматичный Петя.— Замечтались иль ко сну потянуло?
Из-за края кровли поднимается длинная и от лунного света выглядящая прозрачной плита пенобетона.
— Давай помалу! — командует Каялин и первым берется за край плиты.
— И еще один довод в пользу пришельцев, — продолжает Рублевский. — Кто выпиливал металлическими инструментами в костях ископаемых животных точные отверстия? Кто?

Журнал «Юность» № 8 август 1963 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

С ночной смены мы возвращаемся первым автобусом. Вместе с нами разъезжаются по домам и наладчики турбины. И хотя глаза у всех турбинистов усталые, ребята шутят и ведут себя так, будто никому из них не пришлось ночью авралить.
Навстречу нашему автобусу из Нарвы идет другой. Он везет первую смену. А над корпусами ГРЭС между тем уже поднялось опередившее всех с выходом на работу умытое солнце.
Только в автобусе я чувствую, как ноет поясница, как отяжелела голова… А стоит подняться на второй этаж общежития и переступить порог нашей комнаты, как усталость дает о себе знать по-настоящему: я не помню, как разделся, как залез под одеяло и как уснул.
В то утро мне снились какие-то кошмары. И когда кто-то или что-то лязгнуло на меня оловянными губами, я проснулся. Рядом с кроватью стоит Сережа Алексеев.
— Надо в столовку сбегать. Утром-то не завтракали.
Я собираюсь отвернуться к стене и натянуть на голову одеяло, но Сережка не оставляет меня в покое.
— Вставай. Точно говорю — обедать пора. Всей бригадой идем. Неужели один против коллектива пойдешь и откажешься?
Приходится одеваться и, позевывая, шагать в столовую. Когда же, разморенные после сытного обеда, мы выходим на улицу и я хочу завернуть за угол к общежитию, Жора Филатов говорит:
— Домой не ходи. Лучше в музей заглянем. В другие-то дин времени не будет, разве что в воскресенье. А сегодня в самый раз.
— Я позже пойду. Не убежит ваш музей и деться никуда не денется, — отвечаю я, но Жора берет меня за руку н твердо повторяет:
— Пошли.
— Да что вы в самом деле! — обижаюсь я, — Спать хочется, а вы в какой-то музей тянете! Совесть у вас есть?
Ребята мнутся. Жора смущенно кашляет.
— Не злись. Дело тут такое… В общем, к Ловягину жена приехала. Не будем же мы перед ней и Димкой мельтешить? Ясно?
Что Димка Ловягин женат, это я знал и раньше. Но никогда не видел его жену, которая живет за Нарвой в совхозе. Знаю, что с полгода назад, лишь только Димка поженился, бригада попробовала упросить коменданта нашего общежития, чтобы тот прописал в комнате у девушек и жену Ловягина, Но, сославшись на то, что гражданка Ловягина не является работницей ГРЭС, комендант наотрез отказался. Тогда-то, дожидаясь, когда местком строительства выдаст Диме долгожданный ордер на комнату, Ловягина переехала в пригородный совхоз.
— В музей так в музей.
И вот мы в Нарвском краеведческом музее — одноэтажном здании, прилипшем к стенам шведского замка. Точная дата возникновения этого замка неизвестна, так как по необъяснимой причине на территории нарвского Вышгорода — собрания древних развалин — археологические раскопки еще не производились.
Примкнув к группе экскурсантов, мы идем из зала в зал, от стенда к стенду. И перед нами проходит долгая и нелегкая 700-летняя история города, разделенного в наши дни рекой Наровой на две части, принадлежащие разным республикам: на Нарву — Эстонской республики и Ивангород — Ленинградской области РСФСР. Последний зал музея рассказывает об уже знакомой нам эпохе. Это наши дни: строительство гидростанции на Нарове, первые в городе бригады коммунистического труда, планы строительства новых заводов…
Из музея мы выходим на солнечный двор замка и, взобравшись на крепостную стену у крутого берега реки, долго смотрим на Иван-город.
— Седьмой час! — глянув на часы, удивляется Лева Говоров.
— Пора ужинать, — замечает Сережа Алексеев, и мы, вспомнив о нашем позднем завтраке, смеемся.
— Слушайте, да мы же к подшефным успеем! — говорит Лева.— Честное слово, успеем! И в магазин тоже — надо же лучшему звену подарок купить, сами обещали!
Подшефные — это сорок восемь мальчишек и девчонок из пятого «В» класса городской школы- интерната. В конце учебного года на комитете комсомола нашей бригаде было поручено шефство над пионерами. И еще самим выделить из кровельщиков одного человека для работы вожатым.
— Рублевский! — в один голос сказали ребята.
Когда же Сергей попробовал отказаться, ссылаясь на то, что он учится в вечернем техникуме я времени у него, значит в обрез – ребята ответили:
— Кому, как не тебе быть вожатым? Один ты из всей бригады на аккордеоне играешь. И еще фантастику любишь. Работай, а мы поможем.
И верно: в свободное время по двое, а то и целой бригадой ребята приходят в школу. Помогают пионерам проводить сборы, отремонтировали в школьной мастерской токарные станки, пригласили подшефных на экскурсию к себе на стройку. А Лева Говоров, который, по мнению бригады, обладает педагогическим талантом, поговорил с глазу на глаз с отстающими в учебе мальчишками, и те, к великой радости класса я бригады, вскоре перестали «хватать» двойки,
Подарок лучшему пионерскому звену класса мы выбираем недолго. Единогласно решено купить какой-нибудь портрет: во-первых, наглядная агитация, а во-вторых, портрет сможет переходить от звена к звену, смотря по их успеваемости.
Но какой (вернее, чей) купить портрет — это решить не так-то легко. В магазине почему-то имеются в продаже в большом количестве лишь портреты Жан-Жака Руссо.
Мы собираемся, уже было, без подарка идти в школу, но нам на помощь приходит продавщица:
— На складе есть еще портрет Маркса. Только он в позолоченном багете и поэтому стоит восемь сорок.
— Маркс — это дело! — за всех решает Костя Мясник и первым выкладывает на прилавок рублевку.
Выйдя с портретом на улицу, мы тут же попадаем под любопытные и удивленные взгляды прохожих,
— И чего, спрашивается, глаза пялят? — пожимает плечами Рублевский. — Будто впервые основоположника научного коммунизма увидели. Пошли, пусть глазеют.
И, как на демонстрации, мы шагаем в школу.
Впереди с портретом Маркса идет Рублевский. За ним — остальные.

г. Нарва. Строительство Прибалтийской ГРЭС.

Журнал «Юность» № 8 1963 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области