Путеводная нить

Доподлинно известно, что уже в Древнем Египте существовал обычай обмениваться обручальными кольцами. Когда-то в этот обет супруги вкладывали особый смысл: люди верили в «жилу любви», ведущую от безымянного пальца прямо к сердцу. В наши дни обручальные кольца воспринимаются скорее как традиция, а их наличие на безымянном пальце — как однозначное «свидетельство» семейного статуса. Тем не менее, актуальность этого символичного украшения неизменна: для подавляющего большинства пар покупка обручальных колец является обязательным «пунктом программы», даже если они не планируют свадебного торжества.

Итак, на что обратить внимание при выборе обручального кольца? АДАМАС рекомендует: подойти к решению этого вопроса с ясной головой, но и не забывать и об эмоциях.

Уделите внимание удобству 

Обручальные кольца мы носим каждый день в течение многих лет, поэтому они должны быть максимально комфортны. «Удобство в первую очередь зависит от внутренней поверхности кольца, — поясняет Екатерина Будина, дизайнер-ювелир компании АДАМАС. — Она может быть плоской, более или менее выпуклой — благодаря этому достигается идеальная «посадка» кольца на палец. В идеале к кольцу не нужно привыкать, вы просто не будете замечать его». Померьте несколько моделей, чтобы определиться, какая из них максимально удобна именно для вас. 

Помните о перспективе

Подумайте о том, что обручальные кольца вы будете носить много лет каждый день, и они должны всегда соответствовать вашему образу и статусу. Поэтому универсальный вариант — классический дизайн. Еще один аргумент — возможность легко подобрать гармоничную пару, ведь кольца должны нравиться вам обоим. При этом вариантов, отвечающих понятию «классика», сегодня много: кольца с оригинальным орнаментом, рельефной поверхностью, комбинированные, например, из белого и розового золота. Последний вариант символизирует единение двух сердец, и, кроме того, хорошо сочетается с аксессуарами любых цветов.

Выбирать кольца лучше вечером 

Наши пальцы чувствительны к погоде, физическим нагрузкам, количеству потребляемой жидкости — их размер в течение дня меняется. Чтобы удостовериться в размере наверняка, профессионалы рекомендуют вечернюю примерку. Это особенно важно, если ваш выбор — широкое кольцо (8 мм и более): как правило, оно будет на полразмера больше.

Станьте автором ваших колец…

Если украшения в продаже не отвечают вашим представлениям об «идеальном обручальном кольце», воспользуйтесь услугой индивидуального заказа. Персональный подход позволяет реализовать любую креативную идею или учесть особые пожелания, например, характеристики бриллианта. Кстати, о драгоценных вставках: сегодня они вполне допустимы и в обручальном кольце, причем как одиночный камень, так и комбинации нескольких. Для тех, кто верит в магию камней, напоминаем: бриллиант — символ чистоты и постоянства, рубин — страсти, изумруд — гармонии и равновесия, сапфир — достатка.

… Или даже сделайте их сами!

На ювелирных мастер-классах под руководством мастера можно создать обручальные кольца своими руками. В мастерской Art ADAMAS этот курс — один из самых популярных: «Пара друг для друга создает «свои» кольца. Первая примерка — очень трогательный момент: мало кому удается сдержать слезы», — делится руководитель проекта Art ADAMAS Юлия Чернова. Дополнительный бонус такого подхода — возможность сэкономить, используя свой металл.

Нанесите на кольца памятную гравировку

Пусть это будет ваш секрет: признание в любви, клятва верности, дата знакомства, пожелание. Эти слова будете видеть только вы, и пусть они станут вашим оберегом. 

Запомните эту дату

День, когда вы купили обручальные кольца, — важная дата. Это день, когда решение объединить судьбы перестало быть просто словами, и получило первое «материальное» свидетельство. Сохраните волшебство этих эмоций, возвращайтесь к ним сквозь годы, отмечая День рождения вашей семьи!

Пресс-служба АДАМАС

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

5
Когда Егорка говорил: «Я умею окучивать картошку»,— он малость приврал. И эта «малость» его сильно подвела.
Картошку он окучивал, правда. На школьном огороде. Вместе с Куприянычем. В прошлом году. Но вопрос — какую?
За лето картошку окучивают два, а то и три раза.
Так вот, Егорка ходил с окучником по второму разу, то есть по готовым бороздам. А это разница бо-оль-шая!
Самое сложное — нарезать борозды в первый раз.
Огород после боронования ровный, картошка только что взошла — можно таких кривулей наделать, что ахнешь. Поэтому даже опытный крестьянин не окучивает в одиночку, просит кого-нибудь водить лошадь под уздцы. Егорка же решил, что ему все нипочем.
Куприяныч без слова дал коня, даже не спросил, с кем Егорка собирается окучивать картошку. Положил на телегу окучник, хомут с гужами и вальком, в придачу кнут ременный кинул и сказал:
— Валяй, Егор. Кланяйся от меня деду.
Затарахтела по дороге телега. Кутька еще с утра был безжалостно прикован цепью к конуре. Егорку распирала гордость: вот какой он работник, один едет окучивать картошку! Перед лесом навстречу ему попалась на велосипеде Катерина-почтальонша.
Егорка поздоровался по всем школьным правилам: приподнял кепку и поклонился.
— Здрасте, тетя Катя. Еду дедке Викентию картошку окучивать.
Катерина-почтальонша даже с велосипеда слезла.
— Да ну?! Ах, молодец какой! А я с почтой буду возвращаться — опять похлебки ему сварю.
Егорка был на седьмом небе. Он представлял, как уже сегодня к вечеру молва о Егорке-заботнике дойдет до Зуйкова, до Василька-Пузырька, и тот лопнет от зависти. Ну, и лопайся на здоровье, Пузырек, не будешь заноситься!
Сначала дело шло как по маслу. Егорка подъехал к огороду, выпряг коня, снял окучник. Потом разобрал прясло изгороди, чтобы на огород с конем въехать, и стал запрягать в окучник.
Дедка Викентий сегодня почему-то не сидел на завалинке, наверно, уже нагрелся и спит. Это и лучше. Подарки надо преподносить неожиданно. Вот окучит Егорка картошку, войдет в избу и скажет:
«Принимай, дедка Викентий, работу!»
Радость таких подарков знает только тот, кто их преподносил.
Мерин послушно вошел в огород и потянул окучник. Но куда потянул! То ступает копытами прямо по картошке, то возьмет в сторону сразу через два рядка. Егорка хватался за вожжи, а в это время окучник выскакивал либо вверх, либо в сторону. Поглядел назад — лихо мое, крот под землей и то ровнее роет.
Вытер Егорка вспотевший лоб, и первое сомнение взяло его: не справится. Что же придумать? Ага! Надо протоптать между рядками след, конь умный — пойдет по нему. Так решил пахарь и несколько раз, нарочно волоча ноги, прошелся по междурядью— получилась заметная тропа. С такой не собьешься. И Воронко как будто пенял, что этот путь проторен для него, пошел прямо, но через несколько шагов опять сбился.
Ф-фу, так до вечера и одной борозды не пройти!
Видно, без посторонней помощи не обойтись. А кого звать? Не дедку же. Да и какой помощник из
старого, больного человека? Стыдно даже об этом думать.
Вот когда без злорадства и обиды вспомнил Егорка, что есть на свете лучший друг Василек-Пузырек.
Уж он-то выручит. Телят бросит, а друга выручит.
Одна беда: далековато живет. Много времени потеряешь. Эх, голова садовая, надо было велосипед на телегу положить. Но кто знал, что он понадобится?
Не будь Егорка столь щепетильным в вопросах чести, он бы, конечно, нашел выход. Попросил бы
горушкинских старушек поводить коня или Куприянычу сознался, что ничего не выходит, да и Катеринапочтальонша не отказалась бы помочь. Она должна вот-вот с почтой возвращаться.
Но тут он вспомнил, что бежать в Зуйково ему вовсе не требуется: Васька должен пасти телят поблизости, скорее всего на выгоне за Ивантеевкой. А до выгона, если идти тропинкой, от силы километр. Пустяк!
Егорка вывел коня из огорода, не распрягая, пустил пастись на лужку и кинулся по тропинке вдоль озера. Однако на выгоне никаких телят не оказалось. Он пробежал до закустаренной пустоши, миновал небольшой березничек, уже крыши Зуйкова стали видны, а Васька-пастух как сквозь землю провалился. Мало-помалу добежал Егорка до околицы.
И тут, у старого гумна, увидел стадо. В выгородке из березовых жердей прогуливались рыжие с белыми подпалинами на боках бычки-годовики.
На дверях дощатого сарайчика висел какой-то плакат. Егорка подошел поближе и рассмотрел, что
это не «плакат, а страница районной газеты. Сверху крупными буквами было напечатано: «Опыт интенсивного откорма телят». Пониже и буквами помельче уточнялось: «Рассказывает мастер откорма М. В. Пузырев».
«Про Михаила Васильевича напечатано,— подумал Егорка.— Интересно, а напечатано ли про Ваську? Почитаем… «Летом мне помогает сынишка, ученик шестого класса». Ну-у… Даже не назвали, что это Васька. «Сынишка»… Уж лучше бы: сын, а то сынишка в коротких штанишках».
В это время из-за гумна выкатился маленький трактор «дэтэшник» с тележкой. На телеге, нагруженной зеленой травой, сидел дядя Миша с вилами в руках, а на тракторе… Егорка видел только белобрысую голову, кусочек голубой майки и две руки, вцепившиеся в руль. Голова глядела прямо, не вертелась и, кажется, даже не моргала.
— О… ох, ты! — протяжно, с безысходной тоской выдохнул Егорка.
Он был ошеломлен. Он был поражен в самое сердце. Васька на тракторе! Что же это делается на белом свете!
А Васька тем временем подкатил к выгородке и стал разворачиваться. Ну и ну! И зачем ты, Васька, такой важный? Хоть бы ручкой помахал или кивнул чуть-чуть. Егорка даже глаза прикрыл, словно им нестерпимо жарко стало от солнца. А трактор громко фыркнул и заглох. В наступившей тишине очень звонко и очень весело прозвенел Васькин голос:
— Егорка…а! Привет от старых штиблет!
Неведомая сила подхватила Егорку, оторвала от земли и перекинула прямехонько на трактор. Вот
он уже тузит кулаками своего лучшего друга и радостно, взахлеб орет:
— Ах, Васька! Ну, и Васька! Зазнайка несчастный!
И не покажется и не скажет, что на тракторе научился. Вот тебе! Я-то думал, он с телятами мучается… Это как называется? Учи меня скорей! А это что?
Дядя Миша кидал с телеги траву. Бычки, толкаясь, лезли к кормушкам. Пекло солнце, цвели ромашки, жужжали над клевером пчелы. Ничегошеньки не видел Егорка, кроме Васькиных рук, перебиравших рычаги.
— Это рычаг переключения передач,— объяснял Васька.— Так поставишь — первая скорость, сюда повернешь — вторая включилась. Внутри, в коробке, есть разные шестеренки, одна большая, другая меньше. Они, значит, зацепляются и передают на колеса…
Потом последовало объяснение, как заводить двигатель, как «поддать газу», как рулить. Одним словом, передача передового опыта началась незамедлительно и продолжалась не один час. Они съездили еще раз за накошенным клевером, отцепили телегу и с разрешения дяди Миши прокатились вокруг выгородки.
— Ну, хватит,— сказал дядя Миша, уходя домой.— Хорошего помаленьку. Отдыхайте.
Но Васька не мог сразу переключиться на отдых.
Он горел благородным желанием посвятить друга во все тонкости своей новой профессии скотника-механизатора.
— Теперь телят не пасем. Это старый метод. Теперь их заперли в загородку и кормим от пуза.
Знаешь, как это называется? Интер… Интень… Тьфу, не выговорить! Сильно ученое слово… ин-тен-сив-ный откорм, вот!
— Васька,— почти шепотом, умоляюще попросил Егорка,— давай порулим еще маленько.
— Попадет,— сказал Васька, отводя глаза.— Папка не любит, когда без спросу. Лучше помоги мне себестоимость вытянуть.
— Чего-о?
— Счас,— сказал Васька и побежал к дощатому сарайчику.
Егорка пошел следом. В сарае в большом ларе доверху была насыпана мука, стояли мешки и амбарные весы. На гвоздике висела бумажка с опять незнакомым словом «рацион». Егорка почувствовал уже не легкую зависть к другу, которого неожиданно увидел на тракторе, а сильную досаду на себя.
Пока он обдирал в лесу лозовые кусты, Васька за две недели так сильно поумнел, такие ученые
слова выучил, что Егорка его совершенно не понимает.
— Вот! — сказал Всська, доставая с полочки тетрадку.— Слушай внимательно, объяснять буду. Тут такая задачка, что в школе нипочем не решат. Три кило, помноженные на сто пятьдесят теленков, это будет четыре с половиной центнера. Столько муки даем в день на стадо. Берем от этого одну треть, что составляет полтора центнера. Вникаешь? Эту треть потому берем, что муку мелют некачественно.
Каждое третье зерно остается целехоньким, оно в телячьем желудке не переваривается и вылетает, как вишневая косточка у нас. Сообразил?
— Нет,— чистосердечно сознался Егорка.— А куда тянуть эту, как ее?..
— Сейчас дойдем. Гляди дальше. Видишь, тринадцать помножено на полтора, получилось 18 рублей 80 копеек. Для округления поставлено 20. Значит, зерно, которое вылетело в навоз, стоит 20 рублей. Сосчитай, сколько получится за месяц?
— Двадцать на тридцать — будет шестьсот.
— Точно! У папки тоже шестьсот. Подчеркнуто и написано: «Убыток, себестоимость не вытягиваю».
Про убыток Егорка сразу понял и сказал:
— Ты, Васька, толково объясняешь. Только как же мы вытянем себестоимость? И куда ее тянуть?
Васька был рад, что друг так близко к сердцу принял его беду. Поэтому он не стал изображать из
себя грамотного.
— Сам не знаю, куда. Папка ходил в правление ругаться, а там сказали, что эту мельницу пора выкинуть, заказали новую, а когда пришлют, неизвестно. Я две ночи думал и придумал просевать муку на решете. Тогда убытка не будет. Только одному очень трудно.
Егорка решительно сказал Ваське:
— Решетом на блины просевают. У моего папки на стройке есть большое железное сито. Они песок просевают. Такое нам подойдет.
— Такое здорово подойдет! — воскликнул Васька.— Айда на стройку!
Недалеко от Зуйкова бригада Петра Ивановича Бабушкина возводила большой зерновой ток с сушилкой. В обеденный час на стройке никого не было, и ребята, подхватив сито, побежали к сарайчику.
Закрылись на задвижку, и работа закипела. Васька зачерпывал ведром из ларя муку, насыпал на сито, вдвоем изо всех сил трясли, и отсеянное зерно высыпали в мешок.
Скоро в сарае начал сгущаться белый туман. Чернявый Егорка сделался седым, а белобрысый Васька серым. Штаны и рубахи насквозь пробила мучная пыль. Когда в сарае нечем стало дышать, ребята выскочили на улицу и, дурачась, начали охлопывать себя.
Маленькая, вся в черном, бабка Авдотья шла мимо выгородки, испуганно отпрянула и осенила себя крестом.
— Свят, свят. Сгиньте, сатаняга!
«Сатанят» охватило неудержимое веселье. Они катались по земле, дубасили друг друга, визжали, брыкались, и белая пыль стояла над ними облаком.
— Ой, не могу! — сипел потерявший голос Егорка.
— Ой, живот схватило! — орал Васька.
Наконец они выбились из сил и, бездыханные, растянулись на траве…
— Ну, вот, злой дух вышел — присмирели,— произнес чей-то знакомый голос.
— Еще ремнем попотчевать, совсем смирными станут,— добавил второй, не менее знакомый.
Над ними стояли Михаил Васильевич Пузырев и Петр Иванович Бабушким. Егорка обомлел. Он сразу вспомнил огород дедки Викентия и брошенного в упряжи коня. Неминуемая беда надвигалась, деться от нее было некуда. Егорка втянул голову в плечи.

6
Никакой, однако, беды не случилось, если не считать строгого отцовского выговора.
— Оводы коня домой пригнали,— сказал Петр Иванович.— Ладно еще в гужах не запутался, ноги
не повредил. У тебя голова на плечах есть?
А Михаил Васильевич отчитал своего.
— Отнеси сито туда, где взял, мельник,— велел он Ваське.
Потом отцы заговорили между собой. Егоркин помянул недобрым словом бригадира, забывшего свою обязанность заботиться о стариках.
— Вечером заеду и все сделаю, как надо,— сказал Васькин отец и стал, в свою очередь, ругать неповоротливых правленцев, которые никак не удосужатся заменить мельницу. Егоркин же на это сказал, что он, пожалуй, выберет время и посмотрит, что там не ладится.
Васька нашел момент подходящим и спросил:
— Пап, а можно я на тракторе дедову картошку окучу?
У Егорки глаза на лоб,
— Ты? На тракторе? — вскричал он, сильно задетый неслыханным Васькиным нахальством.— Ишь, гусь какой! Рекорды ставишь, а про дедку забыл.
Все забыли про дедку Викентия. Вот тебе шиш! Сам сделаю.
— Чего ты кричишь, как ненормальный? — удивился Васька, не понимая обиды друга.— Ты еще не умеешь рулить, а я умею. Когда научу, окучивай сколько влезет.
Егорка, смягчившись, недоверчиво поглядел на приятеля.
— А ты не врешь, Васька?
— С места не сойти! — Васька стукнул кулаком себя в грудь, но спохватился, что он пока еще не тракторист, и обратился к отцу: — Пап, скажи ему, что научим.
Михаил Васильевич пожал плечами.
— Мне что? Разрешение надо.
Тогда подступил к своему отцу Егорка.
— Понимаешь, пап, Воронко этот… Он ничего не понимает. Я ему дорогу протоптал, все равно путается. А трактор послушный, раз — и повернул куда хочешь. Васька вон научился. Ну, разреши, пап.
Петр Иванович Бабушкин делал вид, что силится что-то вспомнить: морщил лоб и двигал бровями. Даже крякнул от досады на дырявую память и поскреб в затылке.
— Помнится…— Он не говорил, а ронял слова.—
Один человек… в напарники мне набивался. Сильно за колхозный ток беспокоился, помочь хотел.
— Тебе все шуточки,— сказал сильно разобиженный Егорка.— В плотники не взял, на тракторе не разрешаешь. Только лозу драть и можно.
В атаку со всей своей ученостью кинулся друг Васька.
— Дядя Петя, если хотите знать, без трактора нынче никуда. Разве ж мы накормили бы такое стадо на коне! Если все по рациону давать — неделю надо возить. Егора вам обязательно надо учить.
— Да? Неужто такую ораву вдвоем кормите? — прикинулся незнающим Петр Иванович.
— А вы как думали! Отец да я — и все.
— Тогда другое дело. Трактористу и на стройке найдется работа. Учись, Егор. Глядишь, и подсобишь батьке.
Отцы, посмеиваясь, пошли по своим делам.
— Ну и притворщик твой батька,— сказал Васька, выволакивая из сарая сито.— Целое кино разыграл.
Егорка думал свое. Сегодня вечером Михаил Васильевич приедет с трактором на огород дедки Викентия и за полчаса окучит картошку. А что же останется ему, Егору Бабушкину? Стоять у тына наблюдателем? Ну, не-ет!
— Васька, ты друг или не друг?
— А что? Все не веришь?
— Отвечай, если тебя спрашивают.
— Ну, друг.
— Тогда слушай! — Егорка оглянулся и, хотя вокруг не было ни души, зашептал что-то Ваське на ухо.—…Понял? Айда за мной!
Через час они плыли на лодке к большому острову посередине Ивантеевского озера. Васька сидел на веслах, а Егорка с кормы командовал:
— Правым загребай, левое — табань. Так держать!
Настроение у него было такое, что хотелось петь.
Озеро блестело под солнцем, легкий ветерок обвевал лицо и грудь, и Егорка затянул песню.
Синее море, синее небо,
Зеленый лес вокруг…
Он немножко помурлыкал, потому что не сразу нашлась рифма, и продолжал:
Наша жизнь прекрасна,
Когда рядом друг.
— Получается! — сказал Васька.— Дуй дальше.
Егорка поморщил лоб, почесал за ухом, но песня застопорилась.
— Вечером сочиню. Вечером у меня как по маслу пойдет… Стой, Васька. Суши весла!
Они кинули якорь на подводной гряде и размотали донные удочки с блеснами. Первого окуня поймал Васька. Горбатый, желтый, словно золотой слиток, окунь сверкнул на солнце и шлепнулся в лодку.
— Вот это красавец! — воскликнул Васька.— На полкило потянет. Пяток штук поймаем — и уха.
— С пятком нечего и тащиться,— возразил Егорка.— Нужна ему наша милостыня. Полведра — другое дело.
Клев был как по заказу. Стоило опустить блесну, дернуть раза два — и окунь на крючке. У Егорки
срезало блесну, толстая жилка лопнула, как гнилая нитка. Он нацепил большую, от спиннинга, и на эту брали.
Невероятный, неслыханный клев! Скажи опытным рыбакам — не поверят. И неизвестно, до каких
бы пор сидели ребята на озере, если бы в Горушке не ждал ухи дедка Викентий.
Назад гребли вдвоем изо всех сил. Солнце уже клонилось к закату. Причалив к берегу, они не стали убирать весла, только спрятали в кустах удочки и, подхватив ведро с живыми окунями, побежали в Горушку.
На огороде стучал трактор — это Васькин отец окучивал картошку. А на придворке, подоткнув подол, стирала в корыте Катерина-Почтальонша.
— Здрасте, тетя Катя,— сказал Егорка, позабыв, что они уже виделись сегодня.
Катерина намыленной рукой отвела от глаз мешавшие ей волосы, поглядела на ребят.
— Поносили бы лучше воды, чем собак гонять.
— Мы на озере были,— сказал Васька.— Счас уху начнем варить. Вон, окунья сколько! Дедку Викентия накормим и всех работников.
Катерина заглянула в ведро и не поверила.
— По чужим сеткам шастали! Попадетесь — открутят вам головы.
Васька обиделся, стал выхватывать из ведра окуней и демонстрировать Катерине.
— Смотрите, смотрите, у всех роты разорваны. Так в сетке бывает? Ага, бывает?
— Куда ж ты, чумной, кидаешь? — закричала Катерина.— Не видишь, мыло лежит!
Егорка не слушал их перепалку, он глядел на развешанное дедкино белье, и делалось ему все грустней и грустней. Ни одной новой рубахи не висело на веревке, все старые, чиненые. Катерина вздохнула и принялась тереть в корыте что-то серое: не то подштанники, не то полотенце…
…Ухи наварили ведерный чугун. Михаил Васильевич внес его в избу, так как на улице уж больно надоедливо зудело комарье. Катерина разлила уху по мискам и положила каждому по чистому рушнику — вытирать пот. Дедка Викентий встал с постели и сел в красный угол. Старик был совсем бледный, а руки такие худые, что Егорке казалось: они с трудом держат ложку.
— Мне бы такую семейку,— сказал дедка Викентий,— глядишь, и помирать легче.
— Живи, Викентий Андреевич,— сказал Васькин отец.— Туда завсегда успеем.
— Торопиться грех, а и задерживаться нельзя.
Людям в тягость,— вздохнул старик.
— Другого разговора не нашли,— укорила мужиков Катерина.— Похвалили бы мальцов, ишь, уха кая наваристая. Старательные ребята.
— Что ты, Катенькэ,— обрадовался старик,— сроду, кажись, такой не едал. А ить на озере вырос.
— Вкусная штука,— скромно похвалил Михаил Васильевич.
Егорка с Васькой понимали, что взрослые хвалят уху из приличия, но все равно таяли от удовольствия. Нет ничего приятнее, когда тебя хвалят усталые от работы люди. Тогда как-то по-особенному чувствуешь свою нужность на земле. Нужность отцу с матерью, нужность немощному старику и вообще всем людям, окружающим тебя.
— Подлей-ка, Катенька, поварешечку,— попросил дедка Викентий.— Разохотился я.
— Ешь, дедка, ешь,— потчевала подобревшая Катерина.— Михаил Васильевич, тебе подбавить? А вам, ребятки?
— Не, мы сыты,— ответил Васька.
— Ешьте сами,— добавил Егорка.
Теперь все у них выходило мирно и согласно.

7
Скоро кооперация объявила о закупке корья. Со всех деревень потянулись подводы, нагруженные пуками сухой черной коры. Везли на машинах и даже на тракторах. За магазином вырастал целый стог.
Красавинские пастухи нагрузили целые тракторные сани. Ивантеевская доярка тетя Маня отоварилась за корье плащом. А Федор Кривой — яловыми сапогами..
Самое приятное было впереди. Егоркино корье взвесили и уложили в стог. Завмаг дядя Ваня нащелкал на счетах 38 рублей 75 копеек и выдвинул ящик с деньгами.
— Вам какими: помельче или покрупнее?
— А отовариться можно? — спросил Егорка.
Дядя Ваня сделался необычайно любезным: слово «отовариться» помогало ему вытягивать план.
— С превеликим удовольствием, молодой человек. Что бы вы желали? Есть великолепная курточка на «молнии». За такими в городах очередь. Может, желательно набор для выпиливания? Или велосипедный моторчик? На сельпо три штуки дали и то с великим скандалом.
— Бери, Егорка! — азартно подталкивал Васька.— Ух, здорово газанешь! Ну, чего ты мнешься?
У Егорки при упоминании о моторчике сладко заныло в груди. Кажется, он даже ощутил ветер на своем лице. Но он потупился и вытянул палец в сторону обувной витрины.
— Покажите ботинки. Нет, не детские. Сорок второй размер.
Он давно присмотрел эти узконосые, без шнурков ботинки. Такие видел в «Огоньке», на фотографиях из Дворца бракосочетаний.
— Ошалел! — воскликнул Васька.— Утонешь в них.
— Сам ты ошалел,— сказал Егорка.— Надери лозы, тогда и распоряжайся.
— Зафорсил,— обиделся Васька и отошел в сторону, чтобы не видеть, как чудит у прилавка его лучший друг.
— Папаше не подойдут,— заметил дядя Ваня, полагая, что Егорка выбирает подарок отцу.— Ему что-нибудь попроще. Эти — двадцать пять рубликов.
— Я возьму,— прерывающимся голосом произнес Егорка.— Положите в коробку.
— С великим моим удовольствием,— опять стал любезным завмаг, видя перед собой серьезного покупателя.— Тэк-с, ваших остается 13 рубликов с копейками. Желательно наличными?
— Нет. Мне бы еще рубаху. Которая потеплее. Размером как на вас. Найдется?
— Отчего же? У нас все найдется. Вот эта, из фланели, вполне приличная. Восемь с полтиной.
Рубаха Егорке понравилась. Теплая и немаркая.
Такую можно месяц носить, и все будет чистая.
— Заверните,— сказал Егорка.
— Ну, ты и отколол номер,— ворчал Васька, когда они вышли из магазина.— Барахлом нагрузился, а на конфеты пожадничал.
— Иди, Васька, домой, если ничего не понимаешь.
— Во, зазнался! Богатые всегда зазнаются. Ладно, поглядишь, чего я осенью буду покупать.
Егорка не хотел спорить. Он шел к почтовому домику, зажав под мышкой коробку с ботинками и пакет с рубахой. Он боялся только, что пятерки с мелочью, которая осталась от покупок, не хватит заплатить за ценную бандероль. Но оказалось, даже останется.
Коробку с ботинками завернули в толстую бумагу, перевязали бечевкой и запечатали сургучом. Егорка старательно вывел адрес. Фамилии адресата и отправителя — Бабушкину Николаю Петровичу от Бабушкина Егора Петровича — дважды подчеркнул.
С почты он шел самым счастливым человеком.
Нет, еще не «самым». Самым-самым счастливым он будет завтра, когда вручит дедке Викентию новую рубаху.
Спать Егорка лег пораньше. Сверток с рубахой положил под подушку. Ночь была душная, и Егорка долго ворочался на раскладушке. Где-то далеко-далеко прогремел гром. Гроза разразилась над Ивантеевкой, когда Егорка уже крепко спал.
Снился ему лесной пожар. Треск стоял от огня, вспыхивали и падали на землю тяжелые черные сосны. Кричали птицы, и сломя голову мчались звери.
Приехали пожарники, протянули от озера шланги и стали сбивать огонь сильными струями из брандспойтов.
Егорка с дедкой Викентием шли черным горелым лесом. «Все от баловства,— вздыхал старик,— не будь халатным, а будь хозяином».
Тут Егорка проснулся. Его будила мать незнакомо-печальным голосом.
— Проснись, сынок. Дедка Викентий помер.
Егорка не поверил. Думал, что это продолжается сон.
— Неправда, мам. Мы с ним сейчас по лесу шли.
— Правда, сынок. Папка на дворе доски стругает.
Егорка заплакал. Он достал из-под подушки новую рубаху, держал, ее в руках и горькими слезами кропил мягкую немаркую фланель…
…Да, все в жизни имеет свой конец, и всему есть начало. Умер старый колхозник Викентий Андреевич Боровиков, и начал в это лето взрослеть Егорка Бабушкин.
Деревня Устье, Калининской обл.

Журнал «Юность» № 12 1974 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Рассказ
Иван Васильев
В шестом классе Ивантеевской школы прозвенел последний звонок, возвестивший конец учебного года и начало каникул.
— Ну вот, Василек-Пузырек, теперь мы вольные казаки,— сказал Егорка Бабушкин своему лучшему другу Ваське Пузыреву.
— Ты-то вольный, а мне телят пасти,— ответил Васька.— Отец рекорды ставит, всех пастухов в районе хочет переплюнуть.
— На меня тоже свалилось наказание — лозу драть,— сказал Егорка.
— Вот уж наказание!— засмеялся Васька.— Своя добрая воля: хочу — деру, хочу — бегаю. А ты попробуй телят углядеть! Без ног останешься.
— А лозу? — вскричал задетый Егорка.— Думаешь, просто ее драть? Все руки в кровь исцарапаешь.
— Не умеешь — так исцарапаешь.
— Сам ты не умеешь! Еще ни одного пука не надрал.
— И не буду. Лоза — это баловство. Ее пенсионеры дерут, к пенсии прирабатывают.
— Ха, баловство! Если хочешь знать, без корья кожи не выделывают. В кооперации на дверях плакат висит, сходи просветись.
— А ты газету почитай. Про нас с отцом целая страница напечатана. Умник нашелся!
Они расстались, не сказав друг другу «до свидания». Неприятно, конечно, этак начинать долгожданные каникулы, но размолвка не ахти какая беда, поскучают — помирятся. Это им не впервой.
Дома Егорку ждала неотложная работа — перебраться из избы в «скворечник», то есть в летнюю
светелку на чердаке. Там он собирался жить все лето вольным казаком.
Светелку в свое время попеременно занимали Егоркины братья: Коля, Федя и Андрей. Теперь они
все в институтах. Каждый месяц родители посылают им на троих сотню рублей. Это обстоятельство отчасти и является причиной того, что Егорке надо драть лозу. Но если бы даже и были в семье лишние деньги, все равно отец не даст. У него на этот счет железное правило: «На нужду помогу, на утеху заработай сам». Егоркина же утеха стоит недешево: он хочет купить моторчик к велосипеду.
Еще хорошо, что не проговорился о своем желании Ваське. Он бы живо уколол: ему, дескать, отец целых сто рублей отвалит. Эко диво! Был бы Егоркин отец скотником, Егорка б ему тоже помогал. А то он плотник высшей квалификации, такому в помощники не всякий взрослый годится.
Зазнался Васька, это сразу видно. В газетку попал — и нос кверху. «Лоза — баловство». Подумаешь, рекордсмен пастуший! Вот попрошусь к отцу на стройку — по-другому запоешь, Пузырек. Плотник — это тебе не пастух…
Обида на приятеля была немалая, но постепенно уходила, и Егорка принялся оборудовать «скворечник». Работа была посильная, только не очень спорая. Лестница на чердак узкая и крутая, пока втащил по ней раскладушку, постель, стол, табуретку, не раз подолом рубахи лоб вытер.
В восьмом часу вечера переселение было закончено. Егорка оглядел свое жилище. Ничего лишнего, все просто и даже сурово. У окна некрашеный стол и табуретка, у стены раскладушка под байковым одеялом, на полочке — полотенце, мыло и зубная щетка, у порога — вытертый половичок. И все.
На стенах — еще братья наклеили — картинки с красивыми спортсменками. Егорка их безжалостно содрал и выбросил. Книги, что валялись в углу неизвестно с каких времен, тоже вынес, чтобы соблазна не было. А то подвернется какая-нибудь про шпионов, начнешь с утра читать и проваляешься в постели весь день. Короче говоря, все, что не входило в программу спартанского самовоспитания, было удалено из «скворечника» без всякого сожаления.
По лестнице затопали тяжелые сапоги: на чердак поднимался отец, Петр Иванович Бабушкин.
— На себя работать скор,— сказал он не то с осуждением, не то с похвалой.— А обои чего клочьями висят? Не мог поаккуратней снять?
— Так они ж своих красавиц клеем присобачили! Попробуй отдери.
— Вот я тебе покажу «присобачили»! Ишь, словечко откопал! Ватное одеяло возьми, ночи холодные.
Егорка заартачился.
— Скажи еще перину принести!
— Ну, твое дело. Замерзнешь — в избу прибежишь. Двуручника не видел? Всю кладовку перерыл.
Как провалился…
— У Федора Кривого твой двуручник. Сам же давал избу обшивать.
— Из памяти вылетело,— сказал Петр Иванович и стал спускаться вниз.
Егорка решил попроситься к отцу в помощники.
— Пап, а чего ты собираешься делать двуручником?
— Зайцев стрелять.
— Я серьезно, а ты шутишь. В одиночку двуручником не строгают, вдвоем надо.
— Ясно. В напарники набиваешься?
Егорка замялся: говорить или не говорить? А, все равно отец насквозь его видит.
— Понимаешь, какое дело… Ну, моторчик этот, он дорого стоит. На стройке я бы скорей заработал. И колхозу польза: сушилку к новому урожаю обязательно надо построить… А мне по деревне с лозой таскаться. Думаешь, интересно?
Петр Иванович перестал улыбаться. Он положил тяжелую ладонь сыну на плечо и сказал:
— Дурачок ты, Егор. С каких это пор нужное дело зазорным стало считаться? Двадцать пять копеек за килограмм! Было время, я за такие деньги день топором махал. А тебе, видишь ли, стыдно. Ну и ну! Вот это народец пошел!
2

Егорку разбудило солнце. Огромное, красное, но еще не жаркое, оно выкатилось из-за леса
и заглянуло в «скворечник». Стены, пол и потолок сразу порозовели, и светелка сделалась похожей на волшебный аквариум, в котором, приседая и разводя руками, плавал человек-амфибия, то есть сам Егорка.
Чувство необыкновенной легкости охватило Егорку.
Он распахнул окно и всей грудью вдохнул свежий воздух. Тотчас же из конуры у ворот вывалился рыжий лопоухий Кутька, завилял хвостом, запрыгал, приветствуя пробуждение хозяина.
— Кутька, ты все перепутал! — засмеялся Егорка.— Сначала надо «С добрым утром», потом — зарядку.
Щенок моментально исправил ошибку: звонко затявкал на окошко.
— Хватит, хватит! Молодец.
Анна Григорьевна, Егоркина мать, выгоняла со двора корову. Похлопывая ладонью по лоснящемуся крупу, ласково приговаривала:
— Пошла, пошла, Пеструха. Ну, иди же, лентяйка, Пеструха, важничая, еле переставляла ноги через доску-подворотню. Запахло парным молоком.
Кутька отскочил с тропинки, уступая дорогу Пеструхе: как-никак она была и его кормилицей.
— Мам, с добрым утром, с хорошим днем! — приветствовал сверху Егорка.
— С добрым утром! — сказала мать.— Не замерз?
— Нисколечко! Смотри, сколько у меня солнца!
Целый «скворечник».
— Ну, хорошо. Иди, парного молока выпей.
— Сначала на озеро. У меня распорядок железный.
Подхватив полотенце и мыло, Егорка скатился с лестницы и вприпрыжку побежал к озеру. Кутька путался в ногах, норовя цапнуть за голые пятки.
— Вот я тебе задам! — грозил Егорка.— Ужо искупаю.
Над озером лениво клубился туман.
Егорка скинул трусы и бултыхнулся с кладок в воду. Вода была теплая и мягкая. Он выплыл за камыши, полежал с минуту на спине и вернулся: хорошего помаленьку. Но что это: на берегу ни трусов, ни полотенца. Кутька, свесив набок ушастую голову, рассматривал мыльницу. Вид у него как у школьника, которому задали трудную задачу.
— Ах ты, разбойник! — вскричал Егорка, удивленный проказами щенка.— Говори, куда трусы запрятал?
Кутька отпрянул от мельницы и понесся вверх по косогору. Егорка догнал, схватил под мышку —
и в воду.
— Говорил, выкупаю. Вот тебе! Ну как, нравится? Ах ты, злодей! Он еще улыбается!
Кутька шумно отряхнулся и, повизгивая от радости, начал суматошливо прыгать вокруг Егорки.
— С тобой доиграешься, что люди голым застанут,— с досадой произнес Егорка, высматривая на
берегу, не белеет ли где полотенце. Ничего похожего! Обрывок газеты валялся, пустая консервная банка, галоша рваная…— Кутька, долго ты мое терпение будешь испытывать? Говори, куда запрятал, а то трепку задам.
— Кого бранишь, Егор? — раздался сзади густой и, как показалось, насмешливый бас Федора Кривого.
Сосед шел за водой. В одной руке он держал коромысло, а в другой… Егоркины трусы и полотенце.— На дороге подобрал. Кого, думаю, нечистая сила так несла, что даже трусы потерял? А это, оказывается, твои.
— Вот он, нечистая сила, Кутька-злодей. Пока я купался, он упер.
— Да ну! — удивился Федор.— Должно быть, умный кобелек, к дому тащит. Может, продашь?
— Вот еще! — сказал довольный Егорка.— Мне и самому умная собака нужна…
Кутькина проделка навела Егорку на мысль убить сразу двух зайцев. Если у щенка обнаружились такие задатки, то надо заставить его носить из лесу лозу. Егорке облегчение, Кутьке тренировка.
Сказано — сделано. После завтрака они отправились в лес. Идти было недалеко. Минешь школьный сад, пройдешь немного лугом, потом яровым полем — тут и лес начинается. Можно бы и на опушке лозу драть, но куст тут мелкий, рогатый, кора с него сдирается плохо. Егорка полез вглубь, в заросли ольхи, березы, осины, отыскивая толстую и высокую лозину. Вот она стоит. Ну и толстенная! Топором бы свалить — корья на целый воз. Ножичком — попотеешь. А, не потопаешь — не полопаешь, глаза страшатся — руки делают. Начнем!
Со стороны поглядеть — работа простая: надрезал кору и сдирай. Но без сноровки намучаешься. У Егорки тоже сначала не получалось. Только дернет — кора рвется, никак ремнем не слезает. Потом наловчился. Окольцует ствол, сделает надрезы, ухватится за конец и, уперев ногу в ствол, не рвет, а тянет на себя. Кора слезает длинной, до самой вершины, лентой.
Спина стала мокрой. Комары с противным писком роились над головой, кололи своими хоботами-иголками сквозь рубаху.
Егорка посвистал Кутьку, и щенок, рыскавший поблизости, сразу прибежал.
— Ну, Кутенок, давай работать. Я отдохну, а ты бери эту длинную лозину и волоки домой. Вот так, молодец, держи крепче. Воротишься назад, сахар получишь. Туда иди, туда.
Егорка показал рукой направление, и щенок поволок лозину через кусты. Егорка боялся радоваться: как бы не сглазить, тьфу, тьфу! Он опустился на кочку и затаил дыхание. Шуршала трава, и тоненько гудели над ухом комары. Минута… Другая… И вдруг — такой заливистый стон, будто на щенка волки напали. Егорка бросился на помощь.
Кутька неистово лаял на лягуху.
— О, чтоб тебе, дураку! Нашел зверя! А лозина где? Бросил, басурман этакий?
Раздосадованный Егорка дернул щенка за ухо и поплелся назад. Ладно, все равно не отвертишься.
Не мытьем, так катаньем, а заставлю трудиться. Тунеядцев нам не надо.
— Куть, Куть, иди сюда, сахару дам,— позвал он опять щенка.— На, дуралей, лопай. Думаешь, мне жалко? Сейчас я тебе хомут сделаю. Вот так, раздва — и готово. Теперь к хомуту привяжем лозину, и хочешь не хочешь — поволокешь. А ты думал, как? Отрабатывай сладенькое.
Пропали в лесу тени: солнце поднялось в зенит.
А Егорка все тренировал Кутьку. Сам он шел впереди, а щенок плелся сзади и волок за собой лозину. Через каждые десять шагов Кутька останавливался и начинал вертеться волчком, стараясь отгрызть надоевший чужой хвост. На дороге Егорка освобождал щенка от ноши, давал ему кусок сахару, и они возвращались назад. На третьем рейсе Кутька уже не пытался отвязаться от лозины, шустро бежал за Егоркой, поняв, что мучается за вознаграждение.
Так они проделали добрый десяток рейсов, настоящую тропу проторили, пока Егорка не сообразил, что сам-то он прогуливается налегке. Вот голова — два уха, мог бы десять пуков уже вынести, а то гуляет, как фон-барон.
Он связал толстый пук, взвалил на плечо и стал продираться к дороге. Кусты будто нарочно загустели, цеплялись за ношу, тянули назад. Хотелось скинуть ее, бросить в лесу, бежать на озеро — и наплевать на тот моторчик, который так приспичило ему купить. Но малодушие было подавлено в зародыше, и Егорка с облегчением скинул ношу у дороги.
Как же он был удивлен, когда, вытерев пот с лица, увидел, что следом за ним совсем притомившийся Кутька волочит в зубах лозину. Милый, добрый, лопоухий! Ах, какой ты старательный!
Скоро три больших пука лежали у дороги да еще с десяток длинных лент, из которых, если связать, тоже получится немалый пучок. Тащить лозу домой уже не было сил.
— Пойдем, Кутька. Вечером на велосипеде приеду.
И они степенно пошли к деревне.

3
Вечером все Бабушкины, то есть Петр Иванович, Анна Григорьевна и Егорка, сидели за столом и держали семейный совет.
От старшего сына пришло письмо. Коля писал, что скоро защищает диплом и собирается жениться.
В связи с этими событиями надо бы, мол, приодеться: купить костюм, ботинки, рубаху и прочую справу. А поскольку в деньгах он стеснен, то не подкинут ли сколько-нибудь дорогие родители. Это, конечно, в последний раз, там наступит его черед помогать…
Вот такое письмо получили Бабушкины от своего старшого. Петр Иванович весьма неодобрительно сказал:
— Полтыщи выкладывай. В копеечку нынче детки.
Следующим должно было быть слово матери. Но Егорка посчитал, что сначала должны высказаться мужчины.
— На ботинки я ему заработаю, Моторчик не к спеху.
Он постарался сказать это со всей серьезностью, как и подобает рабочему, но мать засмеялась.
— Заботник ты наш! За один день комары чуть не съели, все лицо в волдырях.
— При чем тут комары, мама? — обиделся Егорка.— Телят пасти — оводы не так жалят.
— Каких телят? — удивилась мать.
— Обыкновенных. Васька Пузырев пасет.
— Ладно,— сказал Петр Иванович,— есть желание — зарабатывай. Авось, брат вспомнит, когда твой черед придет жениться.
— Не беспокойся, мой никогда не придет,— твердо заявил Егорка.
Мать опять засмеялась.
— Болтушок,— сказала она, ласково взглянув на Егорку.
А отец — в защиту:
— Парень серьезный. Всех девок с чердака выбросил, прямо с обоями содрал. Доставай-ка, Егор,
бумагу, отпишем жениху письмо.
И Егорка стал писать под диктовку отца письмо брату Коле.
«Здравствуй, сын! Кланяются тебе отец с матерью и брат Егор. Письмо твое получили и даем ответ.
Диплом ты защищаешь — это хорошо. Женитьба — тоже дело житейское, поперек мы ничего не скажем. На костюм и прочую справу денег вышлем, а насчет свадьбы гляди сам, щедрыми нам быть не с чего. Феде зимнее пальто надо, а Андрей солдатские сапоги добивает. Ты не один у нас, поэтому не обижайся, если не шикарно получится.
Остаемся живы и здоровы твои родители и брат Егор».
— Запечатай и отнеси в ящик,— велел отец.
— Марки нет. Завтра куплю а отправлю.
Егорке обязательно надо было повременить до завтра. Он решил добавить кое-что от себя. Отец
хоть и правильно все продиктовал, но уж больно сухое письмо получилось, ни одного душевного словечка.
Забравшись в «скворечник», Егорка стал сочинять письмо от себя. С улицы доносились разные звуки и отвлекали. Прямо напротив окна, через дорогу, распрягал коня школьный завхоз Куприяныч. Мерин тянулся за травой, и Куприяныч бранился:
— Стой, холера тебя возьми!
На телеге лежал окучник. Наверное, Куприяныч окучивал школьную картошку. А может, и подрабатывал, за ним это водится: конь-то на своем дворе стоит.
Егорка задернул занавеску. Если Куприяныч увидит его в окошке, обязательно попросит отвести коня а табун. В другое время — пожалуйста, а сейчас — некстати.
«Здравствуй, брат Коля! — начал письмо Егорка.— Я очень рад твоей свадьбе, и мама тоже, и папа — все мы рады. А с деньгами у нас, правда, туго…»
«Ну, зачем я так? — подумал Егорка и зачеркнул последнюю фразу.— Не мое это дело — деньги считать, напишу лучше про ботинки».
«Коль, о ботинках ты не беспокойся. Я стал ходить в лес и драть лозу. Когда надеру много и продам кооперации, то пошлю тебе денег. А можно и отовариться в магазине, у нас бывает всякая обувь.
Еще, Коль, к тебе просьба: выбирай себе невесту красивую, чтобы в деревне не смеялись. А то деревенское радио живо разнесет по свету, что ты взял некрасивую. Еще сообщаю про Кутьку. Я его здорово натренировал, и он помогает мне носить лозу из лесу. Больше писать нечего. Пока до свидания».
Егорка послюнявил краешек конверта и заклеил.
Все сегодняшние дела были сделаны, оставалось ложиться спать.
Ночью Егорке снились красивые спортсменки. Они обступали его и требовали выбрать невесту брату.
Потом Кутька приволок блестящие свадебные ботинки и кричал голосом Куприяныча: «Холера тебя возьми, пошли от меня подарок». В общем, такая ерунда снилась Егорке, что он проспал восход солнца.

4
Целую неделю Егорка не вылезал из лесу. Он надрал целый воз лозы, перевязал, как положено, маленькими пучками и сложил за стеной сарая сушиться.
После этого полагалось отдохнуть, и следующий день был объявлен выходным.
Егорка проснулся поздно и выглянул в окно.
Кутька гонял по придворку кур. На улице было безлюдно. Только у синего почтового домика сидели люди. Это почтальоны ждали машину из города.
Егорка спохватился.
— Всю неделю не слушал деревенское радио. Ничегошеньки не знаю, что кругом делается. Прямо
одичал в лесу.
Выпив наскоро кружку молока, он отправился к (Почте. Кутька увязался за ним.
К стене домика были прислонены три велосипеда, а у коновязи стояла лошадь под седлом. На
нижней ступеньке крыльца сидел однорукий мужчина в брезентовой куртке, а на перилах, словно курицы на насесте, — три женщины с дерматиновыми сумками через плечо.
— Дядя Петя, — спросил Егорка, — почту не привозили?
— Ждем,— ответил мужчина. — Скоро должна быть.
Егорка, конечно, видел, что машина еще не приходила, но спросить надо было обязательно. Иначе
занятые люди могли подумать, что сын плотника Бабушкина шляется по деревне без дела, а уж не
маленький, таких раньше и за плуг ставили.
Он опустился на траву и приказал Кутьке:
— Сиди смирно, Последние известия передают.
Почтальонши продолжали свой разговор. Молодая, в белом платочке, говорила:
— Семенихе сын письмо прислал. С молодой женой в гости едет. Семениха не знает, что и придумать. Нынче в город собралась, не найду ли, говорит, там колбаски получше.
— Была забота,— не одобрила Семениху вторая почтальонша, густобровая и с басистым голосом. — Что они, колбасы не едали?
— Мать же, чего ты хочешь? — сказала третья в синей форменной куртке.— Грех осуждать. А Гришке Петелину повестка в суд. На завтра.
—- Гришка-то за свидетеля едет? — спросил мужчина.— Говорят, он не дрался.
— Дрался не дрался, а все равно позорище — по судам таскаться,— сказала та, что про Семениху говорила.— Да еще и убыток понесет. За день суд не кончится, два, а коли хошь, и три прозаседают.
Пятерку в день потеряет, вот и считай. Пора-то — самый сенокос. А травы нынче какие! Афониным лугом идешь — так по пояс.
— Травы добрые,— подтвердил мужчина.— Повсеместно с сеном будут. А что это, Катерина, правда ль, у Мити красавинского корова отравилась?
— Не отравилась, а объелась,— сказала басистая Катерина.— Корова солощая, ворвалась в клевер, а пастух проглядел.
— Худо Мите. Ребят целая орава.
— На правлении, как передовику, нетель выделили. Перебьется. Вот дед Викентий горушкинский так совсем занедужил. Кричу в окно: «Дедка Викентий, возьми газету». Не отзывается. Вошла в избу — на кровати лежит, шубой укрылся. «Что с тобой, дедка?» «Ох, не спрашивай, Катя, видно, карачун мне».
Печку ему истопила, супу наварила. Похлебал маленько…
Егорка заерзал. Ему не терпелось вскочить и бежать в Горушку, к дедке Викентию, который сильно занедужил. Но неудобно срываться с места и лететь сломя голову без всякой видимой причины. Еще, чего доброго, дураковатым признают: деревенское радио все может.
Вы, наверное, уже догадались, что это такое. Так в деревне называют почтальонов. Они заходят в
каждую избу и знают, кто к кому приезжает, кого куда вызывают, кто заболел, кто родился, кто подрался. А утром соберутся за почтой и передают друг дружке новости. Потом по всему колхозу разнесут. Так ивантеевские узнают, что в Горушке случилось, а горушкинские — что в Красавине, а красавинские — что в Зуйкове. В колхозе двадцать деревень, и все в курсе.
Вроде бы и хорошо, правда? Но вот взбредет в голову, например, Катерине, глядя на Егорку, сказать: «А у Петра Бабушкина малец оболтус оболтусом растет, целыми днями носится по улице с собакой»,— и пойдет молва по всем двадцати деревням. Попробуй доказать, что никакой ты не оболтус, а вполне нормальный человек. Нипочем не докажешь! С этой стороны деревенское радио очень даже неприятное явление, и Егорка в меру сил остерегается попадаться почтальонам на язык. Поэтому и ерзает, дожидаясь, когда появится машина и почтальоны уйдут в контору.
Наконец, она появилась, голубая с белой каймой по борту, машина, и Егорку словно ветром сдуло.
Он забежал домой, сунул в карман полпачки сахару, прихватил еще горсть конфет, вскочил на велосипед и помчался в Горушку.
Горушка от Ивантеевки в двух километрах. Деревней ее теперь редко называют, чаще — хутором.
Всего три дома осталось. В двух старухи живут, а в третьем — дедка Викентий. У старух замужние дочки есть — одна в Ивантеевке, другая в Красавине,— так они приходят помочь, а дедка совсем-совсем одинокий. Было у него три сына, да все на войне погибли. А всякие там племянники да двоюродные внуки—по теперешним временам это не родня, разъехались по белому свету и адресов не шлют.
Дедке Викентию самая близкая родня — колхоз да такая ребятня, как Егорка. Колхоз персональную пенсию платит, на стене избы табличку повесил: «Здесь живет почетный колхозник В. А. Боровиков».
Бесплатно электричество дает, машину, если в город съездить, словом, всякие блага. А пионеры Ивантеевской школы, те просто шефствуют: дрова распилят, воды наносят, к доктору за лекарством сбегают. Вроде тимуровцев. Только, по правде говоря, тимуровцы оживляются осенью и зимой, когда в школу ходят, а летом на них забывчивость нападает. Вот как на Егорку.
Дорога попетляла по чистому бору-беломошнику, поднялась на невысокую горку и уперлась в ветхий тын. За тыном кривилась старая пятистенка, окнами на юг, к солнцу. На завалинке, на самом припеке, сидел высокий старик в валенках и в шубе.
— Здравствуй, дедка Викентий! — закричал Егорка в самое дедово ухо.— Занедужил, говорят?
— Маленько прихворнул,— сказал старик, оглядывая Егорку.— Пошел в лес, а день жаркий был, распахнулся — ветерком грудину и прихватило. А ты чего как взмыленный?
— Торопился! — кричал Егорка.— Гостинцев тебе привез. Самовар наставим, чай будем пить. У тебя самовар цел, дедка Викентий?
Старик слабо улыбнулся.
— Целый, что ему сделается. Я теперь с самоваром не волынюсь. В чугунке грею. Печку истоплю,
чугунок задвину — весь день горячий.
— У тебя ж электричество есть. На плитке в два счета закипит.
— На электричестве не тот вкус. Печка и то вкус меняет. Вот, скажи, загадка: ни в чем такого чаю не приготовишь, как в самоваре. От меди, должно быть.
— Сейчас наставлю,— сказал Егорка.— Держи гостинцы. За шишками побегу.
Он высыпал в дедову полу сахар и конфеты, подхватил в сенях корзину и побежал в лес.
…Огромная сосна стояла в молодом бору. Земля под ней так густо усыпана желтой хвоей и черными шишками, что никакая травинка не пробивается.
Этим и опасен бор. Летом достаточно малейшей искры, чтобы сухая подстилка вспыхнула порохом.
Позапрошлым летом, когда Егорка перешел из четвертого класса в пятый, недалеко от Горушки горел лес. Всем колхозом два дня тушили. На третий Егорка побежал в Горушку узнать, не сгорела ли дедкина изба. Изба была цела, но сам дедка Викентий опалил бороду и сжег новую фуфайку: он тоже тушил пожар. Егорка застал деда в сарае, он стругал коротенькие доски и прибивал их к кольям.
— Что это будет? — спросил Егорка.
— Предупреждение озорникам,— сказал старик. — Лес-то от баловства сгорел. Бери кисть, будем мораль прописывать.
Все дощечки они исписали вот такой моралью: «Озорство с огнем ведет к пожару», «Не балуйся в
.лесу с огнем», «Лес — наш друг, береги его».
В верности последней прописи Егорка усомнился.
— Какой же он друг? Мужики ругаются, что все луга лес пожрал.
— Никто мужикам не виноват,— сердито сказал старик.— Бросили землю, на асфальте булки жнут.
Доброму хозяину лес никогда врагом не будет.
Потом они шли по дороге, и дедка Викентий вбивал на обочине свои колышки с прописями. Кругом пели птицы, шумели высокие сосны, через дорогу цепочками бежали муравьи. Все в лесу жило весело, дружно, у каждого насекомого, у каждой птицы были свои заботы и свои песни.
И вот они дошли до горелого леса. Какая страшная картина! Черная земля, черный подлесок, черные стволы высоких сосен. Все черное. Все мертвое.
Ни птицы, ни бабочки, ни муравья. И тихо-тихо.
Только солнце пекло нещадно, и от земли несло жаром и гарью.
— Надо таких из ружья стрелять,— мрачно сказал Егорка.
— Кого? — спросил дед Викентий.
— Которые лес поджигают.
— Они не нарочно поджигают, а по халатности.
Вот мы своими досочками и предупреждаем: не будь халатным, а будь хозяином.
Досочки ли дедовы помогли или другое что, а вот уже два года про лесные пожары не слыхать. Может, и досочки, потому что помнит же Егорка тот урок, а другие тоже не без памяти.
…Набрав полную корзину сосновых шишек, Егорка вернулся к избе. Потом сбегал к колодцу, принес ведро чистой студеной воды.
Тем временем дедка Викентий вытащил из избы пузатый самовар, и скоро самовар задымил пахучим смолистым дымком.
Приятно было сидеть на корточках, слушать, как поет самовар на разные лады, и мечтать. О чем мечталось Егорке? О том, чтобы долго-долго жил дедка Викентий, и он, Егорка, будет приходить к нему с гостинцами, греть самовар и вести за чаем всякие разговоры. Ничего нет лучше на свете, как иметь дедушку, старого и мудрого. С ним можно говорить обо всех делах. Он понимает тебя скорее, чем лучший друг Васька Пузырев. Как-то он там, хвастун несчастный, мучается с телятами? Надо сходить проведать, пускай видит, что обиды на него нет: у каждого свое дело, а хуже оно или лучше, это уж кому как повезет.
Самовар вскипел, и они уселись чаевничать прямо на улице. Дедка Викентий сказал, что изба ему
осточертела, он рад побыть на воле.
— Сейчас все под солнцем нежится,— говорил старик, устремив печальный взгляд вдаль, где за
огородами зеленело небольшое поле.— Вон яровина как буйно идет. С хлебом люди будут. Травы нынче хорошие; чуешь, как пахнут? Повидал я, Егорка, на своем веку разные земли. И заграничные, и наши, российские. Не стану хулить, красивые есть места. А лучше родной земли все одно нет. Родная земля к человеку ласковая.
Старик разогрелся, расстегнул шубу, размотал с шеи шарф.
Егорка сказал, чтобы он поостерегся, а не то опять может застудиться.
— Ничего, сынок. Отогрел чайком середку, и жизнь повеселела.
— Дедка Викентий,— спросил Егорка,— а картошка у тебя окучена?
— Вот не знаю, сынок. Обещались приехать, да захворал я и на огород не ходил.
— Я умею окучивать,— сказал Егорка обрадованно.— Попрошу у Куприяныча коня и приеду. У тебя картошки на час работы.
— Немного, немного, куда мне,— согласился старик, вяло кивая головой: его уже тянуло в сон.—
Пойду-ка, полежу. Присмотри, чтобы искорки в самоваре не осталось.
Старик, кряхтя, поднялся в избу, а Егорка залил в самоваре угли и пошел посмотреть огород. Так и есть, картошка уже вымахала чуть не по колено, а ни разу не окучена. Вот же люди, обещают, а не делают. Ну, ладно, Егорка сделает как надо, будет дедка Викентий на зиму с картошкой.

Продолжение читать здесь

Журнал «Юность» № 12 1974 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Рассказ
Признаюсь, люблю цирк и стараюсь не пропустить ни одной программы ни в Москве, ни в любом другом городе, куда часто заносит меня судьба.
На этот раз я попал в цирк в Калуге. Представление было так себе, среднее, без особых открытий и находок, хотя на уровне, но все равно я смотрел с удовольствием: ведь в цирке в отличие от многих других искусств практически исключена халтура — каждый, даже самый простой номер требует огромного неподдельного труда.
Но вот кто потряс меня, так это клоун. Он не был похож ни на Карандаша, ни на Олега Попова, ни на Юрия Никулина — моих давних и постоянных любимцев, он мне казался и чем-то универсальнее и в чем-то совершеннее.
Не молодой, явно за пятьдесят, он выходил на манеж совсем без грима. Единственными, так сказать, атрибутами его циркового снаряжения были только парик и борода под доктора Айболита. Но он был неуловимо ловок, удивительно гибко, по-хорошему остроумен, ни одного дешевого, затасканного жеста. Он не допускал ни одной лобовой шутки, и все, что делал — острил, ходил по канату, играл на разных инструментах, имитировал гордого зазнайку-петуха, собирающего вокруг себя простодушное куриное семейство, пародировал Утесова и Шульженко, Кристалинскую и Лещенко,— было без преувеличения блистательно. Звали его Коко.
Вернувшись к себе в гостиницу, я все никак не мог расстаться с Коко и чем больше о нем думал, тем чаще ловил себя на мысли, что я когда-то встречал этого человека, даже знал его. Я узнавал его чуть сутуловатую, худощавую фигуру, мне казались знакомыми черты лица его, заключенные в нелепый парик и бородку доктора Айболита, я уже слышал этот голос — глуховатый, спокойный, с еле заметной, приятной картавинкой.
Но где, когда встречал я этого Коко?
Я долго и мучительно перебирал в памяти все послевоенные годы, но ни за что не мог зацепиться. Стал вспоминать время войны, но с цирком тогда ничего не было связано, и уже под самое утро я, совершенно измочаленный, тяжело уснул. Спал я час-полтора, не больше.
Проснулся, конечно, с мыслью о Коко и решил: вечером пойду в цирк снова.
И пошел. Все повторялось — парад-алле, эквилибристы на проволоке, дрессированные собачки, прыгуны на батуте, космический полет, гимнастический этюд, дагестанские канатоходцы и опять Коко. Он делал все то же, что и вчера, но его выходы не были простым повторением вчерашнего, у них было и другое настроение, и другое дыхание, и другие, более разнообразные краски, и другие повороты, они пополнились новыми изящными шутками и репризами. Все знакомые трюки он выполнял свежо и легко.
А я смотрел теперь на него и был уже не в цирке, а возвращался памятью в войну, конечно, в нее, в нашу седьмую роту третьего батальона сто четвертого стрелкового полка. Правда, сто четвертым это мы уже потом
стали, когда вырвались из немецкого котла под Смоленском. В этом, вновь сформированном, а точнее, наспех собранном из остатков разных частей полку я и познакомился с Серафимом Еськовым, Бескрылым Серафимом, как мы прозвали его. Звали мы его еще Нелюдимом и Молчуном.
— Ну, разговорился, как Бескрылый Серафим!
— Ну, развел, как Еськов, тары-бары!
И верно, Еськов был не только немногословен, а вообще почти все время молчал. Вроде бы достоинство свое сохранял. Службу нес сверхисправно. Из карабина стрелял не хуже, чем из снайперской винтовки. Ног в походе никогда не натирал, по крайней мере, если это и случалось, что маловероятно, то жалоб никто не слышал. И за всю войну — а были мы и под Ельней, и под Москвой, и на Дону, и под Сталинградом, и под Берлином, и под Прагой, где война у нас кончилась не девятого мая, как у всех, а четырнадцатого, поскольку мы добивали в Судетах армию Шернера, — не был ни разу ранен. Не только солдаты, а и командиры взирали на Еськова, как на чудо, и, может быть, за это еще больше уважали его.
Коко поразительно напоминал мне Еськова
А вдруг это и есть он?
Бог ты мой, неужели такое может случиться?
После представления я, совершенно потрясенный и обескураженный, вернулся в гостиницу. И снова не мог до утра заснуть. А утром направился в цирк и спросил, где можно найти Коко.
— Он на репетиции, на манеже, пройдите,— сказали мне.
Я пробрался но манеж, и теперь у меня не оставалось никаких сомнений — это он, наш Еськов. Коко работал здесь без парика и бородки, он, конечно, постарел и изрядно полысел, но все равно передо мной был Серафим Еськов.
— Еськов, Серафим,— тихо, каким-то не своим, как из глубины колодца, голосом позвал я его.
Мы обнялись и долго, прижавшись друг к другу, стояли. Еськов лишь несколько раз повторил:
— А цирк — это такая удивительная штука! Выхожу каждый раз на арену и заново рождаюсь…
Вечером после представления Еськов пришел ко мне в гостиницу: Мы сидели до полуночи, пили отвратительно теплый коньяк и все больше молчали. Я, к моей радости, узнавал прежнего Еськова. Даже когда вспоминали войну, Серафим говорил в основном жестами.
И лишь только речь заходила о цирке, он на моих глазах перерождался. Он со знанием дела, запальчиво и увлеченно рассказывал о тех или иных номерах, как водится, знал все о всех артистах, бранил администраторов, искренне, с радостью хвалил своих талантливых коллег… И еще сказал:
— Про тебя не спрашиваю. Ты на виду. Книжки твои читаю, у меня их немало собралось…
Я сидел рядом с Серафимом Еськовым, старым фронтовым товарищем, и думал о нелепых каверзах судьбы: вот тебе и Бескрылый Серафим. И еще думал о том, что судьба к нему оказалась пророчески милостивой — она сохранила его для искусства.

Журнал Юность № 3 март 1982 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

С проблемой выбора профессии сталкивается каждый выпускник школы. От этого важного решения во многом зависит будущее социальное и финансовое благополучие человека, возможность его самореализации и самоопределения в жизни. Очевидно, что с таким серьезным решением, как выбор рода деятельности торопиться не стоит. Но если вы уже учитесь в старших классах, то времени для раздумий осталось не так много. К окончанию школы лучше определиться, в какое учебное заведение подавать документы. А значит, как минимум, решить, кем быть по профессии.

Если с детства ты мечтал стать летчиком или капитаном корабля, и с возрастом только убедился в правильности своего выбора – вы счастливчик. Потому что многие ребята затрудняются с выбором профессии до последнего школьного звонка. Хорошим советом будет — выбирай профессию в соответствии со своими способностями. Но критериев для определения будущей специальности намного больше. Руководствоваться можно разными мотивами, а один из главных – возможность трудоустройства по специальности. Для этого важно знать состояние рынка труда в месте будущей работы.

По данным Мурманского центра занятости, наиболее востребованными в городе и области на 2011 год являются медицинские работники всех уровней:
— старшие и младшие медсестры;
— акушеры;
— фельдшеры;
— лаборанты;
— врачи.

Существует нехватка врачей следующих специальностей:
— врач функциональной диагностики;
— врач-невролог;
— отоларинголог;
— педиатр;
— стоматолог;
— терапевт;
— хирург;
— психотерапевт;
— кардиолог,
— анестезиолог-реаниматолог;
— офтальмолог;
— травматолог;
— санитарный врач по гигиене.

Эта тенденция сохраняется в нашей области в течение нескольких лет подряд. Заработная плата медработников варьируется от 7 до 20 тыс. рублей. Абитуриенты, желающие дать клятву Гиппократа, могут воспользоваться образовательными услугами Мурманского медицинского колледжа. Однако для получения высшего медицинского образования придется уехать в город Петрозаводск.

Как сообщает промышленный портал Мурманской области, перспективной для мурманского рынка труда в  ближайшее время остается профессия воспитателя детского сада. «Ощущается некоторая нехватка и педагогов, за последнее время число вакансий для данных специалистов уменьшилось, в связи с сокращением педагогического персонала за последние годы», — говорит Ирина Михайловна Горелкина, заместитель начальника отдела взаимодействия с работодателями и анализа рынка труда Мурманского центра занятости. «Как и в предыдущем случае, эта статистика не меняется в течение нескольких лет, Мурманск и Мурманская область всегда нуждались в квалифицированных воспитателях и педагогах».

В нашем городе, как и в целом по стране наблюдается острая нехватка рабочих специальностей. Большое число гуманитариев уже все осознали, и стараются выбирать профессии связанные с наукой и техникой, однако идти в токари и слесари никто не спешит. А ведь это нужные профессии и без них на производстве никуда не деться. По данным Государственного областного учреждения центра занятости, в Мурманске существует переизбыток юристов, экономистов и менеджеров, что не удивительно. Практически во всех мурманских вузах имеются соответствующие факультеты. А многие абитуриенты при выборе будущего рода деятельности руководствуются таким критерием как престижность профессии. Распространенная ошибка, это отождествление престижной работы с доходами, ведь оплачивается не сама профессия, а функции выполняемые работником. Кроме того, само понятие «престижность» относительное, оно меняется со временем и зависит от окружения.

Среди специальностей высшего образования пользуются спросом:
— аудитор;
— биолог;
— ветеринарный врач;
— инженер;
— мастер производственного обучения;
— психолог;
— программист.
Список рабочих профессий куда обширнее.

Среди первостепенных специальностей в городе Мурманске и области являются:
— вентиляционщик;
— газорезчик;
— кабельщик спайщик;
— мастер маникюра;
— повар;
— слесарь по ремонту подвижного состава;
— слесарь ремонтник;
— автослесарь;
— судоремонтник.

Не останутся без работы и специалисты со средним профессиональным образованием следующих профессий: агент по недвижимости, зубной техник, инструктор по лечебной физкультуре, массажист, горный мастер, менеджер по рекламе, оператор связи, оптик, социальный работник, техник.

На данный момент администрацией нашего города разрабатывается комплексный план развития города Мурманска до 2020 года. От того, какие отрасли, сделают приоритетными, и будет зависеть рейтинг профессий. Если в данный план будут включены такие проекты как строительство транспортного узла и освоение
Штокманского месторождения, вероятней всего будут востребованы инженеры и рабочие специальности.

В ближайшей перспективе ожидается значительное увеличение спроса на рабочую силу, на новые профессии и специальности, что обусловлено современными тенденциями развития экономики города и региона в целом.

Прогнозируется рост объемов промышленного производства в основном за счет предприятий рыбодобывающей, рыбоперерабатывающей и пищевой отраслей. Возрастет и станет определяющей для экономики города развитие транспортной инфраструктуры. Развитие Мурманского транспортного узла будет осуществляться с учетом транспортной стратегии России в целях повышения его роли в системе международных транспортных коридоров и Северного морского пути, освоения новых грузопотоков и рынков сбыта.

Таким образом, новые рабочие места будут создаваться в строительстве, в сфере добычи, переработки и транспортировки нефти и газа, переработки и утилизации ядерных отходов, судостроения и судоремонта, строительства жилья. Возрастет потребность в специалистах высокой квалификации, специалистах-универсалах, способных заменить собой менее квалифицированных работников.

Невозможно сознательно строить карьеру, не опираясь на информацию о рынке труда, о том, какие специальности востребованы в настоящий момент, и о том, как ситуация на рынке труда может меняться.

Более полную информацию по вопросу обеспечения кадрами промышленных предприятий Кольского полуострова можно прочитать на промышленном портале Мурманской области.

Материал подготовлен Еленой Бидяк

Для жителей города Мурманска время года, в основном, делится на время «до отпуска» и «после отпуска». В основе своей, отпускное время для жителей столицы Кольского Заполярья наступает в начале мая и заканчивается в середине сентября. В это время родители стараются вывезти своих любимых детишек на юга или в среднюю полосу России. Там ведь уже, практически наступило лето с его теплыми вечерами, молодой зеленью и песнями сверчков.

И вот, примерно в марте или апреле родители, да и не только они – все отпускники начинают внимательно изучать расписание движения поездов в Мурманске, вернее не в Мурманске, а по железнодорожной станции «Мурманск». Наверняка всем, хоть раз ездившим в поездах, известно, что продажа билетов в соответствии с расписанием начинается за 45 суток до отправления поезда. И здесь необходимо упомянуть еще один немаловажный факт – весной, где-то в начале мая железнодорожники переходят с зимнего расписания на летнее расписание движения поездов. Поэтому, заглядывая в расписание, необходимо четко знать какое это
расписание – зимнее или летнее, ведь летом обычно вводятся дополнительные поезда. Расписание этих поездов порой, очень отличается от зимнего: меняется регулярность курсирования, время отправления и время прибытия, время пребывания в пути.

Если вы собираетесь добираться до места отдыха с пересадками – обязательно посмотрите расписание движения поездов в узлах пересадки, допустим, на вокзалах Москвы или Санкт-Петербурга. Ошибки при согласовании прибытия и отправления поездов абсолютно недопустимы. В противном случае, ваш поезд может прибыть на пункт пересадки в точном соответствии с расписанием своего движения, но поезд пересадки уже будет находиться в пути. Так вот, чтобы этого не случилось – необходимо составлять ваши планы так, чтобы зазор между поездами составлял хотя бы не менее 4-5 часов. В этот зазор должно входить время на переезд на соответствующий вокзал, докупку(покупку) газет, журналов, еды, отправление естественных потребностей.

Возвращаемся в Мурманск. В настоящий век информатизации и проникновения интернета, практически в каждый дом, потенциальному отпускнику или командировочному конечно бы хотелось бы посмотреть расписание поездов, не выходя из своей квартиры. Нет ничего легче. Сделать это вы сможете просто: наберите адресной строке своего браузера следующий адрес — helion-ltd.ru. Вы попадете на промышленный портал Мурманской области от издательского дома «Гелион». На главной странице портала  есть раздел «транспорт», вот именно туда вам и надо. Смело нажимайте на это название и входите внутрь. Вот там то вы и найдете ссылку с названием «Расписание поездов ж.д. вокзала «Мурманск» в летний период 20__(актуального) года». Нажимайте на нее и смотрите расписание для необходимого поезда.

Для вашего удобства, внизу странички находятся ссылки на информацию об авиарейсах по аэропорту Мурманск и расписание движения междугородных автобусов с автовокзала г. Мурманска.

В дополнение ко всему вышесказанному сообщаем, что летнее расписание поездов по железнодорожной станции «Мурманск» мы оперативно заменим, когда Октябрьская железная дорога перейдет на зимнее расписание.

Промышленный портал Мурманской области желает вам приятной поездки в отпуск или в командировку. Соответственно желаем вам вовремя вернуться домой. Успехов во всем!