Небо — часть 9

А я думала, что вы сильней,— сказала Валя.
— Я тоже так думал,— тяжело дыша, ответил Володя.— Неудобная, черт! Вроде круглая, а ребра какие-то торчат. Придержите калитку.
Он поставил тяжелый короб на землю и потер натруженное плечо. «И ко всему, кажется, опоздал,— подумал он, увидев белье, развешанное на веревках.— Неугомонный у меня старик…»
Из-за угла, легкий на помине, выглянул отец. Его руки до локтей были покрыты серой мыльной пеной.
Во рту тлела папироска. Усидев Валю, отец растерянно мигнул и спрятал руки за спину…
— Я же просил тебя подождать,— с укором сказал Володя.— Получается, что зря старался.
— А в чем деле?— спросил отец, двигая во рту папироску.— Здравствуйте,— кивнул он Вале.
— Добрый день,— почти неслышно ответила она.
— А мы механизацию тебе притащили,— сообщил Володя.— Это Валя, она мне помогала. Консультировала, так сказать. А это Андрей Аверьяныч, упрямый дяденька, мой отец. Весьма сложны надо сказать.
Отец, удивив Володю, отвесил церемонный поклон и не забыл вынуть изо рта папироску, которая тут же намокла, погасла и пожелтела. Валя в ответ присела — сделала реверанс: Володе осталось только развести руками.
— А что за механизация такая?— заинтересованно спросил отец, обходя вокруг коробки.
— Стиральная машина,— беспечно ответил Володя. — Это, знаешь, не дело — белье в корыте квасить.
— Пойду я,— тихо сказала Валя.
— Ни в коем случае,— живо обернулся Володя.— Надо провести испытания. Вы, как специалист, будете подавать советы. Папа, осталось, что стирать?
— Вроде нет,— виновато покашляв, сказал отец.
— А горячая вода?
— Воды много.
— Тогда это все,— Володя показал на белье, висевшее на веревке,— заново перестираем. Чище будет. Идет? Тогда за работу, товарищи!
И все взялись за работу.
Валя поначалу стеснялась, а потом потихоньку вошла во вкус, стала командовать мужчинами. Отец и сын, перемигиваясь, с готовностью выполняли ее приказы. Машина, которой отец отвел постоянное место, уютно гудела. Володя, сунув в карман плоскогубцы и белый лейкопластырь, который использовал вместо изоляционной ленты, вертел ручку отжимного устройства и забавлялся, как маленький.
Отжатое белье плюхалось в большой таз с отколовшейся местами эмалью. В машине, как метроном, постукивало реле времени. Валя, вставая на цыпочки, развешивала дважды выстиранное белье.
— Хороша веревочка?— прокричал Володя.— От списанного парашюта, между прочим. Вот бы вам на скакалку! Кстати, а к чему вам песочные часы?
— Часы? Откуда вам известно про часы?
— А я вас с Володей вашим видел на берегу. Решил, что вы готовитесь бить рекорд. Ну, и ушел, чтобы не мешать. Так часы-то вам зачем?
Выяснилось, что Валя искала в книжных магазинах какое-нибудь пособие по физической подготовке. Нашла брошюру о городошном спорте, правила игры в ручной мяч одиннадцать на одиннадцать и «Бокс» — учебник для институтов физической культуры. Он-то, как это ни странно, и оказался самым подходящим.
— А перчаток у вас случаем, нет?— притворяясь испуганным, спросил Володя.
— Случаем нет,— ответила Валя, смеясь.— Перчатки — это техническая подготовка и тактика, а я общефизической занимаюсь. Вы зря насчет часов — они чувство времени вырабатывают. А это, знаете, как важно?
— Ну, а другие книжки вы читаете? Художественные? Стихи, например?
— К сочинению по литературе готовилась, читала,— ответила Валя.— Маяковского, Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». А писала на свободную тему: «Я знаю — город будет, я знаю — саду цвесть»,— на свободную все-таки легче. А так — нет. Я техническими книгами больше интересуюсь. Только трудно…— вздохнула она.
— И напрасно,— сказал Володя.— Вот есть один поэт, забыл его фамилию. Книжка называется «Дни» — тоненькая. Очень хорошие стихи: про Пушкина, про детство — всякие. Найдите, почитайте.
— Хорошо, поищу,— согласилась Валя.— А вы не очень на офицера похожи, — сказала она, расправляя мокрый рукав зеленой форменной рубашки.
— Почему?— удивился Володя.
— Голос у вас тихий. И вообще…
— Что «вообще»? Усов нет, да? А голос…— Володя вдруг выпятил грудь и рявкнул, багровея: —
Р-рота, р-разняйсь! Р-рота, смир-рна! Р-равнение напра-у!
И тут, как по заказу, из двери выглянул отец.
Валя захлопала в ладоши и расхохоталась. Отец, не понимая еще, в чем дело, нерешительно улыбнулся. В руках он держал белую платяную щетку, а на плече — Володин китель.
«Чистый же кителек»,— удивился Володя, когда отец деловито взмахнул щеткой. Потом Володя увидел орден, привинченный не на месте, и покраснел.
Валя тоже заметила вишневую звездочку и посерьезнела, глянула на Володю с почтением.
— Скажите, а как там, в небе, когда летишь? — шепотом спросила она и вдруг, преодолев смущение, призналась: — Я о космосе все время думаю, а сама ни разу даже на «кукурузнике» не летала. Даже близко не видела его!
— Я же вам советую: езжайте в Москву,— сказал Володя.— Ну не езжайте, а летите,— улыбнулся он.— Получите боевое крещение. Поступите учиться, запишетесь в аэроклуб, а там дело пойдет. Будете еще, как Марина Попович, мировые рекорды бить, удивлять джентльменов из ФАИ. А когда летишь… как описать? — Володя беспомощно развел руками.— Тут надо быть поэтом. А я скажу только, что хорошо… нет, не хорошо, а здорово!
— Скажите,— неожиданно спросила Валя,— зависть — это стыдно или нет?
— Я песню одну слышал,— ответил Володя.— В ней говорится, что зависть бывает разноцветная, как карандаши. А вам завидовать мне нечего: у вас, Валя, еще все-все впереди.
Отец, продолжая помахивать щеткой, прислушивался к разговору. Он все время поворачивался так, чтобы Валя могла видеть орден, а Володя, наоборот, все время старался заслонить его спиной и украдкой взмахивал рукой: уходи, мол, зачем ты меня конфузишь? Отец делал вид, что не замечает этих жестов отчаяния.
— Валечка,— откашлявшись, спросил он,— а вы пойдете с нами? Мы обеда не готовили — в гости собрались. Вас и угостить нечем. Мы к Володиной те, сестре моей. Уж как она своего племянника дожидается…
— Нет, что вы, Андрей Аверьянович!— испугалась Валя.— Я, пожалуй, лучше домой. У меня там мальчишка без присмотра. Тоже, кстати, племянник…
И, сколько ее ни уговаривали, она действительно ушла, пообещав заглянуть как-нибудь на днях — о чем-то посоветоваться с Володей.
— Хорошая девушка,— похвалил ее отец, закуривая очередную папиросу.— Имя-отчество мое с первого разу запомнила, молодец. Где ты ее нашел?
— В военкомате встретились,— сказал Володя.—
А ты хорош! Китель вынес, орден нацепил. Нацепил, да не на ту сторону. Оконфузил меня совсем.
— Знаю, что не на ту,— начал оправдываться смущенный отец.— Дырку лишнюю не хотел прорывать, а на этой стороне уже была, дырка-то…
— Хвастунишка ты у меня, — ласково сказал Володя.— А знаешь, эта Валя в космонавты метит, между прочим.
Против ожидания, отец нисколько не удивился.
— А почему нет?— рассудил он.— Умная, за все берется. Достигнет! Я вот весной с завода шел — звали одну форму поглядеть, стержней в ней было много,— так одну из твоего класса встретил. Забыл, как зовут. Хроменькая…
— Анюта,— обрадованно подсказал Володя.— Портсигар-то цел, с богатырями? Ее подарок!
— Цел,— ответил отец.— Он под «Беломор», для «Севера» великоватый. Так вот, встретил я ее, поздоровкались. О тебе спросила, я рассказал. «А как,— говорю,— твои-то дела? Чем занимаешься?»
«Учусь,— отвечает,— в аспирантуре». «И кем будешь?» А она смеется: «Но важно, кем, а важно, что! Только объяснять долго». Ну, мне спешить некуда было, со стержнями я разобрался. «Рассказывай», — говорю.
— И что тебе поведала наша Нюрочка?— улыбаясь, спросил Володя.
— А то! Про технический прогресс. Если, скажем, твою родную прабабку воскресить и к нам привести, она тут же бы второй раз померла, перекреститься бы не успела. От удивления. По улицам телеги шастают без лошадей. Вода прямо из стенки течет. Электричество, радио, телевизор — это я уж не говорю. Правнук по небу летает. Как ангел, скажем, или баба-яга в ступе. Как тут не удивиться, сам рассуди?
— Гм! Действительно,— пробормотал Володя.
Он попытался представить себе эту невероятную картину, и вдруг внезапная догадка поразила его.
— Слушай,— воскликнул он,— она, ну, прабабка, при крепостном праве жила!
— Как? — переспросил отец.— Стой! Точно! Ага! Я с четырнадцатого, мать моя, значит, с… с… А с какого она? — растерянно огляделся он.— Паспорта у нее не было никогда, дня рождения не справляла. Может, Фрося знает? Ну, положим, с восемьдесят четвертого она — родила меня в тридцать лет, а мать ее, моя бабка,— с пятьдесят четвертого тогда. Жила не жила, а родилась, точно, крепостная.
— Ста двадцати лет не прошло,— сказал Володя.— Чудеса! А чем тебя Нюрочка наша удивила?
Отец от старой папироски прикурил новую, а старую метким щелчком отправил в помойное ведро. Володя, глядя на это, промолчал, но осуждающе покачал головой.
— Хромоножка меня на такие мысли и натолкнула,— ответил отец.— Ты слушай! Техника вперед скакнула, сделала гигантский шаг. Удобства всякие появились — одним словом, прогресс. А хлеб? Какой деды наши ели, такой и мы едим. Дождик вовремя забрызгал — слава тебе, господи, а засуха случилась, что ж, молебен служить, идти крестным ходом? А град, к примеру? Пахали, сеяли, а он — р-раз!..
— Ну, по граду теперь стреляют, рассеивают,— возразил Володя.— На Кубани, например.
— А твоя подружка другой путь ищет,— сказал отец, сияя так, будто это именно он ищет этот другой путь.— Химия и эта… биология. Все будет и сколько пожелаешь! Уже икру делают. Нет, ты подумай! Говорила: «Землю цветами засеем, дадим ей отдохнуть за многие тысячи лет. Маками засеем». Понял? Да за такое дело памятник поставят, как Пушкину в Москве!
«Она и в школе такая же была… восторженная,— вспоминая Анюту, думал Володя.— Маки… Они же и цветут-то всего ничего. А потом что — опий из них делать? Хотя… красиво бы, конечно, было. Романтики! Анюта теперь и других зажигать обучилась.
Ишь, распалился дед! Памятники готов ставить, монументы! Нет, «вечный хлеб» — это даже в книжках не так просто».
— Ах, чтоб его!..— воскликнул вдруг отец и безнадежно махнул рукой.— Заговорил ты меня, Володька! Перегорел, наверно, утюжок… Бегу!
Володя вытащил из кармана плоскогубцы и, пощелкивая ими, крикнул в спину отцу:
— Починим, инструмент под рукой!
Двор был полит соленой водой — от пыли. В детстве Володя очень любил растворять соль в ведре. Помешивая детской лопаткой воду, он со сладким ужасом представлял себе, что готовит питье для великана, который выше дома, и решал, добр этот великан или не очень. И сейчас он думал об этом нехитром и распространенном способе спасаться от летней пыли, как о таинстве.
— Кап-кап…— рассеянно сказал Володя и, открыв дверь, вошел в дом, в прохладный полумрак.
В комнате вкусно пахло горячим утюгом. На спинке стула висели выглаженные отцовы брюки.
Сам отец стоял перед раскрытой дверцей шкафа. На стук двери он не обернулся. Под его серой рубашкой двигались большие, как крылья, лопатки. Подойдя поближе, Володя увидел, что отец глядит на темно-синее женское пальто без воротника и на ресницах у отца слезы.
— Ты что, папа? — осипшим голосом спросил Володя.
Отец взглянул на него через плечо.
— Не увидела она тебя,— сказал он,— не порадовалась.

Журнал «Юность» № 7 июль 1973 г.

Оптимизация статьи — промышленный портал Мурманской области

Share and Enjoy:
  • Print
  • Digg
  • StumbleUpon
  • del.icio.us
  • Facebook
  • Yahoo! Buzz
  • Twitter
  • Google Bookmarks
Запись опубликована в рубрике Небо. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *