Димка, я не могу больше. Что случилось? Не могу себе представить, чтобы все было хорошо, чтобы с тобой что-нибудь не стряслось. Долго боролась — ты же знаешь, какая я упрямая! — и не выдержала, пишу первой.
А вдруг твое письмо затерялось, самым элементарным образом выпало, выронилось, а я, как идиотка, злюсь и не нахожу себе места. А ты молчишь, ты будешь молчать целый год, если не получишь ответа, и, как только я поняла это, я села за письмо.
Димка, ну почему первая наша большая разлука принесла столько тревог и сомнений? Я, кажется, все ночи напролет о тебе думаю, я тебе уже наговорила всякого на сто писем.
Знаю, что Севка и Эдька получают от тебя письма, тем более непонятно, почему нет мне. Им, по-моему, взбрело в голову, что у меня с тобой особая тайна, даже от них, и тема «Лобов» у нас почти не затрагивается.
А сколько же дней прошло? Сейчас посчитаю по календарю. Сорок четыре дня! И все без тебя!
Собираемся без тебя, на дорожные соревнования ездили без тебя (представляешь, собирали по домам!), даже на твоем привычном месте в четверке на городских сидел не ты, а Варюхин. И проиграли ребята только потому, что тебя не было, они сами говорили.
Позавчера у Лиды Заболотской собирались последний раз, ребята, как говорит Эдька, все архивы памяти перетряхнули, вроде много смеялись, но все равно было грустно. Десять лет были вместе, привыкли ко всем — и вот… А тебя не хватало просто ужас. У Севки, одного, даже шутки не получаются, а мне было особенно плохо.
Был и Вася Дроздов, он за последнее время очень изменился. Он ведь отличный человек, а Ида из-за двоек делала его каким-то преступником, то есть считала и нам внушала. А Эдька и Севка — молодцы, читают морские книги, обливаются холодной водой и зубрят, зубрят. Это у них называется «аврал».
Боже мой, как грустно прощаться с девчонками, с нашими школьными глупостями! Даже учителя все стали любимыми. Смеешься? А мне действительно грустно.
Через два дня уезжаем с Лелей в Ленинград, будем готовиться. Неужели не пройдем?
Димка, ну почему от тебя нет ничего? Сейчас вот успокоилась, а ночью опять начну сходить с ума.
Ну вот, кажется, все.
Натка».