1956-й. Год Двадцатого съезда Коммунистической партии Советского Союза.
1961-й. Год Двадцать второго съезда…
Когда-нибудь люди будущего станут изучать по этим датам историю нашей страны. Расстояние между датами покажется им, наверное, издали совсем незначительным.
Даже и нам, современникам, оно не кажется большим. Те ребята, что пошли в пятьдесят шестом в первый класс, еще школьники. А деревца, высаженные в том году, только начинают плодоносить…
Но если бы мы стали считать эти годы не по дням и месяцам, как принято, а по делам, совершенным нашим народом, по новым электростанциям и заводам, по городам, названия которых только что появились на карте, по хлебородным полям, возникшим в не знавшей людей степи, — мы бы увидели, что эти годы стоят десятилетий.
Повсюду ощущается стремительный бег нашего времени: на огромной стройке и немаленьком предприятии, в мощном целинном совхозе и в рядовом. коллективном хозяйстве.
Вот об одном из таких рядовых хозяйств мы и хотим рассказать здесь.
Колхоз этот находится в Татарии. Носит он имя известного национального поэта Габдуллы Тукая.
Как изменился колхоз за последние шесть лет? Что появилось в нем нового? Лучше всего расскажут, конечно, о росте хозяйства цифры. Денежный доход увеличился за это время более чем в семь раз и достиг в прошлом году 3 158 425 рублей. Удвоились урожаи зерновых. В семь с половиной раз больше сдает теперь колхоз государству молока, в пять раз — мяса.
Мы могли бы привести здесь еще немало цифр, Но ведь цифры не могут рассказать о главном — о людях, труду которых обязаны они своим появлением на свет, о заботах их и волнениях, о планах на будущее…
Лучшая в республике
Познакомились мы с Мукарамой еще в Казани, на аэродроме. Худенькая, совсем еще молодая, в неяркой, цветочками, кофточке она сидела рядом со мной на словно измученной аэродромной суетой траве. Из-под узкой ладошки вглядывалась в небо над горизонтом, озабоченно говорила:
— Ну что же он не летит? Хотя бы к вечерней дойке поспеть.
— А доярка?—спросила я.
— Да, — ответила соседка.— В Казань на совещание прилетала. Совещание-то завтра закончится, но девочкам, наверное, трудно приходится…
Она сказала «девочкам», как старшая, спокойным тоном человека, который уверен в нужности своей людям.
И Мукарама Мугинова, лучшая доярка Татарии, имела право так говорить о себе.
…Гульшат снова опоздала. Путаясь в рукавах халата, пробежала она по коровнику. Зазвенела ведром, наливая из чана теплую воду.
— Ты знаешь, какие в сельмаг платки привезли? — нарочито бодро спросила она у Мукарамы. Та ничего не ответила, только показала на часы: минутная стрелка пробежала после начала дойки уже треть круга.
— Я и забыла, что говорить нельзя, — обиженно сказала Гульшат и начала обмывать вымя у коровы.
«Сиди и молчи, как немая,— подумала она.— Видите ли, коровы отвлекаются и хуже отдают молоко. Чего только не придумает эта Мукарама!
Вот как-то раз летом целый день не уходила она с луга, где паслись коровы. Записывала что-то, по часам высчитывала. А вечером говорит:
— Знаете, девочки, придется нам их дополнительно поить.
— Зачем? — удивились доярки.— Речка рядом. Сколько хотят, столько пьют.
— В том-то и дело, что не сколько хотят. Берега крутые, спускаться им трудно. Я сегодня посмотрела — некоторые из моих совсем мало пили. Стали носить воду — и опять пусть маленькая, но прибавка.
Везучая эта Мукарама! Подумать только, почти по пять с половиной тысяч килограммов молока дала ей в прошлом году каждая корова!
А вот ей, Гульшат, не везет. Далеко ей до Мукарамы…»
— Ну, как дела? — раздался рядом спокойный голос.— Помочь, что ли?
— Не нужно,— вздохнула Гульшат. И добавила: — Вот, честное слово, Мукарама, не опоздаю больше!
Мукарама усмехнулась: вспомнила, что после прошлого своего опоздания держалась Гульшат куда увереннее.
— Не все ли равно коровам?! — шумела.— Откуда они про мое опоздание знают? Может, часы у них есть?
Мукарама не стала тогда с ней спорить. Просто вечером, когда учетчик записал на большом листе показатели всех доярок, она подозвала Гульшат.
— Видишь? Выходит, и у коров часы есть.
Вчерашняя цифра надоя была в группе Гульшат на два литра больше, чем сегодняшняя…
Немало, наверное, будет еще мороки с этой новенькой, прежде чем она привыкнет относиться к своей работе по-настоящему. Но зачем же берет на себя эту мороку Мукарама? Разве нет на ферме начальства?
Есть, конечно. Только не всегда поможешь человеку административными мерами. Лучший помощник — опыт. А у Мукарамы его вполне достаточно: как-никак, десятый год на ферме.
На ее глазах выросли новые коровники— теплые, просторные, кормокухня.
Прежних коров постепенно заменили породистыми. А рационы? О них и вспоминать-то больно. А сейчас силоса кукурузного на весь год хватает: по 25 тонн заложили в прошлом году на каждую корову да вдобавок еще свекла, сено, концентраты. В таких условиях молоко само в руки просится, стыдно не забирать
его целиком!
Иногда бывает так: есть в коллективе передовик, вырвался он далеко вперед и не оглядывается на тех, кто позади остался. На ферме же колхоза имени Тукая новых побед добиваются все вместе, не тая друг от друга «секретов». Видимо, поэтому средний надой на каждую корову быстро растет: в прошлом году он составил 3 781 килограмм, а шесть лет назад был всего 1 353 килограмма.
Заветная мечта Мукарамы Мугиновой: пусть почетные слова «лучшая в республике», которыми называют сейчас ее, относятся ко всей ферме.
«Сладкая» работа
Тугие, плотно набитые мешки осторожно внесли в кухню. К мешкам немедленно прилипли ребятишки.
— Ой, мама, и все это нам?
Им никогда не приходилось видеть столько сахару сразу.
Раиса счистила с сапог осеннюю грязь, сняла у порога телогрейку, развязала платок.
— Все нам,— улыбнулась она.— Я свеклу вырастила. На заводе сделали из нее сахар — и вот вам прислали. И другим ребятишкам тоже пойдет мой сахар — ив деревни и в города…
В этот вечер во многих домах пили чай с сахаром нового урожая. Работу на свекловичных плантациях называют в колхозе «сладкой».
Но свекловоды-то знают, какая она на самом деле сладкая. Раиса Вильданова хорошо помнит тот год, когда появилась свекла на полях колхоза.
Собрались как-то зимой колхозники в жарко натопленном клубе.
— Надо нам, товарищи, обсудить, что весной будем сеять,— сказал председатель Гаяз Нургатович Гарифуллин. Тогда еще он в селе новым человеком был: переехал в отстающий колхоз из райцентра.
— Приблизительный план правление составило, вот он. А здесь, для сравнения, прошлогодний.
Все стали рассматривать большие, ярко раскрашенные планы. В цветных квадратах узнавали поля, сотни раз исхоженные вдоль и поперек, перелески, знакомые с детства луга. Разговаривали о плане обстоятельно, с видимым удовольствием: непривычно тогда еще было, что план всеми вместе обсуждается.
Раньше ведь как: посеешь столько, сколько тебе определили, а о выгоде для хозяйства и не думаешь.
— А что тут серым закрашено? — спросил кто-то.
— Сахарная свекла,— ответил председатель.— Что, если нам под нее на первый случай хотя бы гектаров шестьдесят выделить?
Честно говоря, немало было тогда сомневающихся.
— Край у нас засушливый,— говорили.— Вдруг воды ей не хватит? Только зря проканителимся…
Поставили Раису звеньевой. Задержали они снег на полях. Навоз вывезли — по двадцать пять тонн на гектар. Вроде бы все по науке, по указаниям агронома, а все-таки . накануне сева боязно было, а вдруг и правда не приживется у них свекла?
Вот тут и подоспела к ним нежданная, негаданная помощь.
Рано утром кто-то постучал.
— Случилось что? — открыла Раиса дверь.
— Гости к нам приехали,— выпалила соседка.— Только что председатель привез. Иду это я за водой…
— Постой,— перебила ее Раиса.— Какие гости?
— Украинцы, говорят. Будут показывать нам, как за свеклой ухаживать.
Во время сева гости почти не уходили с поля.
— А удобрение вы зря по снегу разбрасываете. Видите, ветром все разнесло: в одном месте много, в другом ничего. Нужно стараться внести одновременно со вспашкой,— советовали они.
— А как у вас люди расставлены? — спросил у Раисы агроном украинского колхоза Михаил Семенович Бондаренко.
— Вот все это поле за моим звеном, двадцать гектаров.
— Участки не закрепили за каждым?
— Нет.
— Закрепите. Во-первых, больше у каждого будет ответственности, во-вторых, оплата непосредственно от урожая начисляется…
Так завязалась дружба двух колхозов — имени Тукая и имени Щорса, Корсунь-Шевченковского района, Черкасской области. Вот уже шестой год соревнуются они: обмениваются письмами, рассказывают о своих делах по радио, ездят друг к другу.
Во многом помогли тукаевцам их украинские друзья. Есть их заслуга и в том, что высокоурожайной, надежной кормовой культурой стала в колхозе кукуруза: .в прошлом году с площади в 200 гектаров было получено по 750 центнеров зеленой массы,— и в том, что здесь впервые в Татарии созрела кукуруза на зерно. В этом году на зерно засеяно уже 100 гектаров.
Но и тукаевцы в долгу не остаются: они признанные «учителя» в животноводстве. А как же чувствует себя в татарском колхозе свекла?
В первый же год дала она по 270 центнеров с гектара. От ее продажи получили в прошлом году почти 750 тысяч рублей. Это половина всего дохода, вырученного от растениеводства.
Депутату двадцать лет
Сначала Бибисаре показалось, что она ослышалась. Но фамилия была ее и имя тоже, и все повернули к ней головы, а Гаяз Нургатович, председатель, ободряюще улыбнулся:
— Депутатом нашим будешь!
— Да что вы! — смутилась Бибисара.— Не справлюсь я.
—— Справишься. Ферму-то свою вон как повернула, а тоже боялась…
Бибисаре возразить было нечего. О птицеферме ее действительно ничего худого не скажешь. В прошлом году получено сто пятьдесят пять яиц на несушку.
…Все очень удивились, когда ее, восемнадцатилетнюю девчонку, поставили командовать фермой. Ну, -что это за начальство? Никакой солидности. А что прилежная она,— это правда. Да и неоткуда ей белоручкой быть: старшая в семье, за ней еще трое. И настойчивая. Прежнему заведующему прямо житья от нее не было: то щели какие-то в птичнике обнаружит — сквозняка, видите ли, цыплята боятся; то с ножом к горлу пристанет — рыбий жир кончился; то что-нибудь в книжке вычитает.
— Как хотите, а с Гилязовой я не сработаюсь!— заявил заведующий.
Председатель вызвал Бибисару.
— Шумишь, говорят?
— Непорядок, вот и шумлю. И дальше буду.
Председатель посмотрел в ее решительные глаза, усмехнулся: такая будет. Вспомнил унылую фигуру заведующего. И неплохой вроде человек, а вот не на месте. Ползет у него в руках птичье хозяйство по швам, точно рубаха старая.
Один убыток колхозу…
— Теперь сама себя критиковать будешь.
— Как это себя?
— Ферму примешь.
Про себя подумал: «Не рискую ли? Больно молода все-таки». Но скоро убедился: за Бибисару беспокоиться нечего… Но одно дело — ферма: забот, конечно, много, но ведь привычное уже все. А тут — депутат, да еще заместитель председателя сельсовета.
Первой из избирателей пришла к Бибисаре одинокая восьмидесятилетняя Халима Валиуллина. Просьба у нее пустяковая: дрова кончились. Но время-то как раз самое горячее — сев, свободных рук в колхозе не найдешь Решила Бибисара старых своих друзей собрать — школьников. Они у нее на ферме первые помощники: и уголь древесный для птицы заготовляют и золы чуть ли не по центнеру в день притаскивают.
К вечеру у дома Валиуллиной были сложены аккуратные штабеля. Первое избирательское «спасибо» услышала Бибисара, но ее все не оставляло какое-то беспокойство. Вспоминался старенький домик под соломой («Ремонт бы надо сделать, что ли?»), и в доме грязь, запустение. Как ни говори, на девятый десяток перевалило хозяйке.
«Таких, как она, у нас, пожалуй, с десяток наберется, подумала девушка.— И сготовить им некому и постирать. Вот если бы дом специальный для стариков выстроить».
Розовая от волнения, говорила она об этом на правлении колхоза, на сессии сельсовета. Прикинули, подсчитали:
— Ну что ж, это мы сейчас осилим. Дело говоришь, депутат.
И вот уже почти готов этот дом. Мебель куплена, посуда, белье. Спокойная старость обеспечена людям, многие из которых работали в колхозе со дня его основания…
Хорошая,- трудолюбивая смена подрастает в колхозе. Бибисара Гилязова не исключение. Вот, например, Мукадиса Лутфуллина, свинарка, откормившая в прошлом году 626 свиней общим весом почти в 50 тонн. Или кролиководы Гашия Ильясова и Галима Абдуллина, которые получили в среднем по центнеру мяса от каждой кроликоматки (каждая из 200 кроликоматок на их ферме дала колхозу по 210 рублей на новые деньги).
На полях и фермах, в строительных бригадах и за штурвалом комбайна — всюду увидишь здесь молодые руки, жадные к работе.
Взгляд в будущее
Долго уговаривал Гашию Асат. Вот уже, кажется, и согласна. Улыбается: представляет себе, видно, как будет стоять на сцене рядом с баянистом… И вдруг снова:
— Нет, ты уж лучше с кем-нибудь другим поговори. Сам ведь знаешь, как у нас на это смотрят…
Асат горячо доказывал: ломать надо пережитки, а не подделываться под них!
Подумать только, в наше время—и такая нелепость: неприличным считается для женщины даже в кино прийти. Ну, а на сцену в клубе подняться, спеть или сплясать перед народом — и вовсе позор.
Тогда Асат пошел к Гашии домой. Твердо решил он, только что назначенный в клуб заведующим, создать свою колхозную самодеятельность, А какая же самодеятельность без женщин!
— Хадича-апа,— сказал он матери девушки.— Голос вашей дочери все в селе знают и любят. Разрешите ей петь в клубе.
— Ну что ж, сынок,— подумав, ответила женщина.— Я вам помехой не буду. Знаю: плохому дочку не научите…
Она была первой колхозной «артисткой», молоденькая круглолицая Гашия Ильясова. За ней потянулись и другие. По вечерам долго светились огни колхозного клуба. Казалось даже, что и сам клуб помолодел: парни и девушки переложили печь, починили скамейки, плакаты по стенам развесили.
Постепенно потянулись в клуб и пожилые женщины. Даже те, что совсем недавно ворчали вслед девушкам: «Бесстыжие. Замуж вас никто таких не возьмет!»,— стали заглядывать на огонек. Уж очень им хор нравился. И костюмы национальные… “
Трудно поверить, что вот что было каких-нибудь три-четыре года назад. А сейчас не только в своем районе, а и в соседних знают ансамбль песни и пляски колхоза имени Тукая. На смотрах неизменно занимает он первые места.
Культура колхозного села… Очень много вмещает в себя это понятие. Можно рассказать здесь и о вечерней сельской школе, первым пятнадцати выпускникам которой в этом году были вручены аттестаты зрелости. О родительском лектории. О том, что нет уже в колхозе семьи, которая не выписывала бы газету или журнал.
А можно вспомнить разговор, который произошел недавно на заседании правления.
— Не слишком ли много народу посылаем мы учиться? — озабоченно спросил один из членов правления.— Ну вот Рашад Нурдинов в зооветеринарный институт поехал, Рахимзян Муслихов — в медицинский. Эти должны домой вернуться. А вот зачем мы Гульшат Губайдуллину в консерваторию посылаем — не пойму. Или Минзагап Тазееву — в театральное училище…
— Хочется мне рассказать один случай,— сказал в ответ на это председатель.— Слышали, может, что стиральную машину в сельпо к нам привезли. Так вот ее старуха Абдуллина купила. «Зачем она тебе?—спрашиваю ее.— Энергии у нас для «ее не хватит». «А машина места немного занимает. Не век же этой энергии-то будет не хватать»,— ответила мне Абдуллина. Видите, старуха и та вперед смотрит, культурнее жить хочет. А как же мы можем о своих культурных кадрах не заботиться? Пока наши девчата выучатся, у нас уже и народный театр будет и клуб новый.
Конец «Шестой» бригады
Он стоял перед собранием, высокий худощавый человек лет за тридцать. Мял в грубых, привычных к работе руках старенькую кепку, неловко переступал с ноги на ногу.
— Ну что еще рассказывать? — обвел он глазами односельчан.— Сами вы все знаете, от какого колхоза я уезжал и каким он теперь становится…
— Итак, товарищи, «опрос ясен,— сказал председатель.— Ахмадуллин Нафиз просит собрание, чтобы его снова приняли в члены нашей сельхозартели. У кого какие соображения?
— Принять! — раздалось сразу несколько голосов.— Знаем его, с детства работы не боялся.
— Только предупредить надо,— поднялся с места пожилой механизатор Киям Низамов.— Колхоз разбогател — это да, но легким хлеб от этого в колхозе не стал.
— Так — разве ж я не знаю? — загорячился Нафиз.— Обещаю стараться. Самое главное, когда видишь, что не за зря работаешь. И собрание решило единогласно принять…
Таких семей, как семья шофера Ахмадуллина, вернувшихся в покинутое когда-то родное село, немало.
А ведь каких-нибудь семь-восемь лет назад картина была иной. И даже выражение специальное бытовало в колхозе: «шестая» бригада. Всего тогда в хозяйстве пять бригад было, ну а тех, кто уходил на сторону, в «шестую» зачисляли. А теперь «шестая» бригада ушла в прошлое.
* * *
— Мечта наша—миллионерами стать!
Гаяз Нургатович Гарифуллин хитро посмотрел на мое удивленное лицо, а удивилась я его словам потому, что прошлогодний доход колхоза превысил уже три миллиона, и добавил:
— Миллионерами на новые деньги!
Далеко глядит колхоз. И где бы я и была в эти дни: на кукурузном поле или в летнем лагере доярок, на заседании правления или в семье рядового колхозника,—— чаще всего мне приходилось слышать фразу: «Вы рано приехали».
— Рановато приехали,— говорили мне.— Через неделю-другую у нас уже своя гостиница будет. Печи осталось сложить…
— Вот скоро к высоковольтной нас подключат, тогда развернемся. Кирпичный завод небольшой думаем построить: материала у нас сколько угодно, а вот энергии маловато…
— Года через три яблоки свои будем пробовать…
Можно с уверенностью сказать, что планы эти станут жизнью. Потому, что за словами у тукаевцев всегда стоят дела.
Т. РЯБИКИНА
Колхоз имени Тукая, Первомайский район Татарская АССР
Крестьянка № 9 сентябрь 1961 г.
